Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, это было краткое изложение одной из самых признанных и почитаемых критиками историй двадцатого века. А теперь давайте посмотрим, как автор пришла к ней, ведь серьезный успех никогда не бывает случайным.
В 1974 году Тони Моррисон, собирая «Черную книгу»[11] (The Black Book), наткнулась на статью 1856 года, озаглавленную «Визит к матери-рабыне, убившей своего ребенка». Речь в ней шла о женщине по имени Маргарет Гарнер, сбежавшей из рабства к своему дяде в свободный штат Огайо с мужем и четырьмя детьми. Но даже когда они добрались до места назначения, то все еще не были в безопасности, потому что их тут же выследили ловцы рабов. И тогда Маргарет, в ужасе от перспективы быть возвращенными в прежнюю жизнь, напала на собственных детей и перерезала горло своей маленькой дочери кухонным ножом. Ее задержали прежде, чем она успела убить остальных.
Тони Моррисон не могла забыть Маргарет Гарнер, с которой тогда беседовали репортеры и которая производила впечатление совершенно рационального человека, если не сказать невозмутимого. Она была совершенно уверена в правильности своего решения. В 1987 году в интервью Чарлейн Хантер-Голт на PBS[12] Моррисон сказала: «Эта статья не давала мне покоя очень, очень долго. Казалось, она заключала в себе какую-то исключительно важную идею, достойную романа… Выбор, который сделала Маргарет Гарнер, был ужасен. Это была совершенная катастрофа. Но я не могла понять, есть ли у меня право ее осуждать. Мне казалось, что единственным человеком, который вправе судить ее, была та дочь, которую она убила».
Идея о персонаже-ребенке привлекла Моррисон. Ей пришла в голову мысль, что девочка может вернуться, чтобы «потребовать то, что у нее отняли, – жизнь и материнскую любовь, а также выдвинуть обвинение матери. Ведь она единственная, кто может сказать: «Откуда тебе знать, что смерть лучше? Быть может, это не так».
Когда смотришь или читаешь интервью с Тони Моррисон о «Возлюбленной», кажется, будто вокруг писательницы образовался идеальный шторм[13], который и спровоцировал ее на написание романа. Когда в середине 1970-х она прочитала статью о Гарнер, многие ее друзья были вовлечены или поддерживали движение за освобождение женщин и зачастую разделяли крайности во взглядах на материнство, рассматривая его как своего рода тюрьму, закабаляющую женщин, которой по возможности следует избегать. Но Моррисон, любящая мать, самостоятельно поднимающая двух сыновей, испытывала противоположные чувства. Она полагала, что в праве любить, растить и воспитывать собственных детей и заключается сама суть свободы – той свободы, в которой Маргарет Гарнер было отказано. Конечно, Тони Моррисон и в дурном сне вообразить себе не могла убийства своих мальчиков собственными руками, но, ставя себя в ситуацию Маргарет, понимала, что позволить ловцам рабов забрать их – тоже поступок невозможный. То есть то, что сделала Гарнер, – отвратительно, но в ее поведении нельзя не увидеть мощного заявления о правах, говорящего миру: «Эти дети принадлежат мне».
Идея оживить убитого ребенка Гарнер на страницах романа показалась Тони Моррисон интересной по двум причинам. Получив образование в Говардском[14] и Корнеллском[15] университетах, она оторвалась от духовной жизни сообщества, в котором когда-то родилась и выросла. Как и многие афроамериканцы, ее мать верила в духов, относясь к ним как к старейшинам, которые помогают людям идти по жизни; она даже клялась, что в детстве в лесу видела призрака. Так идея о духовных наставниках как об источнике большого утешения для людей оказалась в поле зрения Моррисон, и она увидела в ней большие повествовательные возможности. Второй причиной увлечения писательницы темой призраков был ее глубокий интерес к тому, как прошлое вторгается в настоящее. По этому поводу она говорила:
«Призрак в “Возлюбленной” появляется не только потому, что люди в них верили. И не только потому, что Сэти в нем нуждается. Это также художественно-конструктивный способ показать читателю, что память может прийти и сесть рядом с вами за стол. Даже если вы ее не приглашали. Конечно, можно приложить усилия и попытаться затушевать прошлое, но на самом деле память всегда с тобой. И однажды непременно возникнет ситуация, когда отрицать воспоминания уже не получится».
Интересно, что эта цитата Моррисон передает и ее собственные чувства по поводу темы, которая, что называется, пришла и села с ней за стол – темы борьбы с рабством. Ей не хотелось иметь дела с той неизбежной болью, которую, как она понимала, ей придется испытать, стоит лишь обратиться к этому вопросу. Но она также чувствовала, что прошлое стучится в ее сознание и что у нее есть ответственность перед более чем шестьюдесятью миллионами людей, переживших ужасы рабства. И, конечно же, Моррисон понимала, что, если она примет решение взяться за эту тему, ей нужно будет найти к ней свой собственный уникальный подход. Вот еще одна ее цитата:
«Рабство – такое изощренное, такое масштабное, такое длинное и такое отвратительное явление, что вы можете позволить ему быть и главной темой истории, и ее сюжетом, причем вы заранее знаете, что́ это за история и что она предсказуема. При этом худшее, что можно сделать, – это поместить в центр произведения институцию, а не людей. А вот если сосредоточиться на персонажах и их внутренней жизни, это будет все равно что вернуть власть в руки рабов, забрав ее у рабовладельца».
На том этапе своей карьеры Моррисон появилась на обложке журнала Newsweek (это было в 1981 году). Итак, представьте себе афроамериканку – крупный литературный талант, женщину с высочайшим интеллектом, потрясенную историей Маргарет Гарнер и увлеченную идеей о том, как прошлое вторгается в настоящее, но не чувствующую, что история рабства была раскрыта должным образом; женщину, у которой есть опыт и дарование, необходимые для того, чтобы справиться с такой монументальной темой, и которая однажды обнаруживает себя сидящей на заднем дворе своего дома, откуда открывается прекрасный вид на реку. У нее виде́ние – молодая чернокожая женщина, выходящая из реки в соломенной шляпе. И она