или дойдете, если не сломите себе дорогою шеи; это уже ваша вина: умеете ездить, умейте и падать, потому что вам наперед известно, как часто придется опрокидываться.

Турчанки пользуются большей свободой против прежнего; уже они рискуют заходить в магазины Перы, отчего интриги с ними значительно увеличились и были довольно громкие; они уже носят чулки, а некоторые даже перчатки и смотрят прямо в глаза гяуру, а столкнувшись с ним, не бранят его.

В Константинополе наплыв всякой общественной дряни. Всякий авантюрист, пройдоха, выброшенный или бежавший из своего отечества, укрывается на Востоке, – это собственное их выражение, т. е. преимущественно в Константинополе и Смирне, потом в Александрии и Букаресте. Всякий считает себя здесь как дома, лучше, чем дома: здесь он под покровительством посольства своей великой нации, которое в случае нужды, стоит за него горой, и Порта нередко, почти всегда, должна уступить. Надо еще удивляться, как мало здесь преступлений! Правда, время от времени находят валяющееся в мешке среди улицы изрубленное человеческое тело или задушенную женщину!

Правосудие… правосудие также есть у турков… Вот что случилось в бытность нашу в Константинополе: в Македонии, не помню, в какой-то деревне вели к венцу счастливую чету, разумеется, христианскую. Откуда ни возьмись десятка два турков напали на поезд и отбили невесту, которая, как водится, попала в гарем; но она нашла случай бежать из него: оставаться в своей деревне было невозможно; она ушла в другую деревню и, кажется, в другой пашалык. Вскоре, перешли туда и родители девушки, с трудом отыскавшие ее. Но это переселение открыло местонахождение самой беглянки. Ее выдали, а родителей посадили в тюрьму; старики кое-как откупились от тюрьмы и пришли просить правосудия в Константинополе. Судьи вынули изо ртов янтари своих чубуков и вложили вместо их пальцы недоумения: женщина бежала из гарема: значит должна быть возвращена в него для поступления по законам; с другой стороны – женщина отнята силой у жениха и родителей, следовательно, должна быть возвращена им; но в таком случае, что же после этого правоверный, если он рискует проиграть процесс с гяуром, и опять, что скажут после, узнавши о безнаказанности такого насилия со стороны турков? Словом, дело, казусное и, вероятно, турки долго, очень долго будут думать над ним…

С сожалением должно сознаться, что учебные заведения Константинополя не подвинулись вперед. Мне даже показалось, что медицинская школа, бесспорно лучшее из них, нынче упала. В госпитале ее было всего двое больных для изучения; анатомические приборы – старые, тупые ножи, нет самых нужных аппаратов для операций; десятка три книг составляют библиотеку, а несколько колышков с латинскими надписями вбитых на маленьком дворике – ботанический сад!… Надо заметить, что турецкое начало преобладает везде, и люди достойные, как доктор Спицер, Паулини и другие, не могут многого сделать при всех своих усилиях: над ними непременно есть паша, который распоряжается всем. Один монетный двор процветает и может выдержать соперничество с лучшими европейскими заведениями этого рода; но он находится в частном владении армянских банкиров и управляется ими. Все машины из Англии, и часть людей – англичане.

X

Монументальный Константинополь.

Все, что есть святого для двух религий, что есть великого и славного для Константинополя, процветавшего и упадавшего, сосредоточенно в Св. Софии, и никогда после взятия ее турками не являлась она в том виде, как явилась теперь перед изумленными взорами весьма немногих, удостоившихся видеть ее, и никогда, пока будет в руках турков, не явится такой… Она мелькнула во всей красе своей только на несколько дней и опять покрылась завесой тайны, пока смелая рука не отдернет ее навсегда.

Вот как это случилось.

Султан, между многими работами, предпринял возобновить и украсить мечеть Софии: работа поручена архитектору Фасати, тому самому, который строил русский дворец. Церковь, или мечеть, как известно, много пострадала от времени и, особенно. от невежества турков. Потолок, весь покрытый мозаикой, которая служила образцом для Св. Марка в Венеции, был большей частью закрыт штукатуркой, частью представлял один грунт, во многих местах обезображенный. Фасати бережно снял штукатурку и взорам его представилось множество изображений Апостолов, святых, образ Богоматери и, наконец, портрет одного из Палеологов, превосходно сохранившийся. Султан все это видел, восхищался виденным и… велел поскорее закрыть штукатуркой: благо еще, что не разрушить.

Я видел эти мозаики и мне стали понятны возгласы греков[43], которые называли Святую Софию земным небом и небесным сводом, жилищем херувимов, достойным троном славы Господней; понятно изумление завоевателя, когда он вошел в этот величественный храм и своей рукой поразил одного из солдат, громившего секирой все, что попадало ему под руки в церкви. Ваша душа, ваши мысли, полны образом Святой Софии, при въезде в Константинополь.

По тому, что открыто нынче, легко представить и дополнить, что было прежде. Войдите в храм, в главные двери: вас, прежде всего, поражает купол, золотой фон которого еще более удаляет его над вами; со сферических сводов его повсюду смотрят на вас лики угодников, яркой мозаики, а по четырем сторонам стоят, как стражи, херувимы: все это совершенно скрадывает связь главного купола с четырьмя побочными, на которых он опирается и сливает его в один, безграничный, воздушный. Сквозь ряд колонн из красного порфира и бронзы виден алтарь, в сиянии золотых и драгоценных камней, как храм под открытым небом. Освящение его сзади увеличивает эффект. Галереи, как необходимая уже принадлежность греческих церквей, не могут не нарушать гармонии целого. Строитель, конечно, видел это, и придал мозаике его темный фон с арабесками, весьма похожий на персидский ковер, так что вдали можно подумать, что это покрытые стены храма. Во всем храме только и видны были мозаика, мрамор, золото и серебро. Стены были выложены порфиром и брекчией, а пол белым мрамором.

Фасати из двух зол избрал меньшее. Нельзя было оставить изображений святых, которые занимали едва ли не треть мозаики, так он покрывает их искусственной мозаикой под цвет золота и разрисовывает арабесками, заимствуя рисунок из тех, которые остались от старых времен, а также чистит старые и поновляет обвалившиеся. Худо одно, что отбитый от стен порфир он заменяет штукатуркой, разрисовывая ее под цвет порфира, между тем как древнего порфира и брекчии в Константинополе множество. В одних цитернах сотни колонн. Обшивает же он молельни Султана чудным камнем… Впрочем, нынче нельзя узнать Св. Софии, так она великолепнее того, чем была за четыре года: пошатнувшиеся, покривившиеся колонны встают на свои места; пол выправляется, камень полируется; самый купол, как известно, осевший