Финнов напротив усилились средства обороны. Началась партизанская война, и слабым силам Буксгевдена пришлось бороться с тремя врагами: с неприятельскими войсками, с возмущенным населением, и с недостатком продовольствия; четвертый враг был собственная малочисленность. Продовольствие подвозилось из России, но партизанские отряды бойко перехватывали транспорты, а слабость корпусов не дозволяла отделять отряды для их сопровождения. При таких условиях отряд Раевского отступал к Тавастгусу; левый фланг у Або был в оборонительном положении; на правом фланге у Куопио Барклай-де-Толли также не шел как предписывалось в обход неприятеля, а мог только обороняться от наседавшего на него народного восстания. Все это не могло быть приятно в Петербурге, где Спренгтпортен и К° подливали масла в огонь, утверждая что все бедствия проистекали не от недостатка сил, а от неумелых будто бы распоряжений. Насколько эти утверждения были безосновательны, довольно доказано предыдущим изложением. Однако вся совокупность неблагоприятных обстоятельств относилась к вине главнокомандующего, и неудовольствие росло.

Между тем Император Александр горячо желал, чтобы театр войны был перенесен в Швецию: блеск такого подвига ослеплял и заманивал. О нем уже было написано Наполеону. Спренгтпортен с своей стороны представлял дело очень легким: довольно одного безветренного дня, чтобы переплыть Аландсгаф и угрожать неприятельской столице. Главнокомандующий делал некоторые приготовления, собирал сведения о судах и т. п., но к решительным мерам приступить не мог. Хотя на море, или вернее в шхерах, начало лета было благоприятнее нежели на суше, и русская флотилия одержала верх в нескольких делах, кроме того были отбиты некоторые неприятельские высадки у Або и Вазы; тем не менее положение сухопутных сил было так неудовлетворительно, что без очень серьезного подкрепления нельзя было и думать о переходе залива. В половине июля главнокомандующий сомневался в возможности даже сохранения Финляндии, не только движения в Швецию, о чем и писал Государю. Быть может, таким путем он думал добиться присылки подкреплений. Но, несомненно, его объяснения не могли быть приятны Императору Александру, который объявил уже всему миру, что Финляндия покорена и присоединена на веки к его Империи. Тем не менее в представлениях Буксгевдена была одна сущая правда. Русские войска были раскиданы среди миллионного волнующегося населения. Состояли же они из таких можно сказать ничтожных отрядов:

Центральный корпус Раевского 6. 000 чел.

Корпус Тучкова у Куопио на восточной оконеч. в 400 верстах расстояния…6. 000»

Близ Або на юго-западе Финляндии 4. 000 "

В Свеаборге 3. 500 "

На границе, к стороне Нейшлота и Ладожского озера…..2. 000 чел.

На берегу Ботнического залива между Або и Христиненстадтом……1. 000 "

На флотилии 2. 000 "

Всего 24. 500 ч.; а по соображениям Буксгевдена разве только 50. 000 были бы достаточны собственно для удержания Финляндии. Для перехода же в Швецию он заявлял необходимость в присылке других 50. 000 человек. «Не имея сильной армии и не сосредоточа её к решительному удару — писал он — сия важная экспедиция была бы только один набег, сопряженный с потерею людей без постоянных выгод. Может быть я ошибаюсь в моих заключениях; желал бы по крайней мере видеть такого воина, который захотел бы отважиться с малым числом идти на подвиг столь скользкий и затруднительный». Очевидно, Буксгевден оказывался плохим придворным; категорические объяснения его, шедшие в разрез с желанием Императора Александра, не могли быть ему приятны и неудовольствие росло. Подкрепление было, наконец, послано в составе 4-й дивизии и нескольких батальонов из числа расположенных по берегу старой Финляндии. Но Государь требовал, чтобы в число действующих войск были включены только эти батальоны, четвертая же дивизия должна была оставаться в резерве для действия в Швеции; но Буксгевден, как сказано, исполнить этого не мог.

При такой разнице взглядов к неудовольствию присоединилось недоверие. Признано было нужным обследовать положение на месте. Такое важное поручение, которым контролировались действия заслуженного генерала-главнокомандующего, было возложено не более как на полковника маркиза Паулуччи. Офицеру этому оказывали тогда в Петербурге большое доверие за предполагавшиеся в нем блестящие военные способности, которых впрочем, он не имел еще времени проявить здесь на деле, так как лишь незадолго пред тем поступил в русскую службу, быв прежде в австрийской. Повторялось нечто вроде случая с Спренгтпортеном, достоинства которого в свое время превозносились также только понаслышке. Легко вообразить себе чувства нашего главнокомандующего при ревизии этого полковника-иностранца.

Отчет маркиза Паулуччи представил мало успокоительного, и военное министерство с Аракчеевым во главе выработало на основании его новый план военных действий — чисто оборонительный. Цель его состояла в том, чтобы с возможно меньшими неудобствами дождаться зимы, которая, уменьшив выгоды Шведов, развязала бы Русским руки для наступательных действий с вероятностью решительного успеха. Зимний путь облегчил бы и восстановление хлебных магазинов уничтоженных партизанами, и комплектование войск. Последние, особенно те полки которые сражались в северной Финляндии, очень страдали от повальных болезней по неимению там подвижных госпиталей. Новый операционный план назначал русской армии стать на бивуаках или в бараках вдоль оборонительной черты поперек всей Финляндии от Ботнического залива до Куопио и Кеми, на протяжении более 500 верст.

План этот, в составлении коего главным деятелем был Паулуччи, с ним же был послан к графу Буксгевдену при рескрипте от 12-го августа.

По непонятной причине новая инструкция не была даже никем не подписана. Быть может, Император Александр не имел твердого в этом отношении мнения, колебался и не решался предписать план Паулуччи к непременному исполнению. По крайней мере, из рассказа об этом эпизоде гр. Сухтелена, который в качестве генерал-квартирмейстера финляндской армии близко видел ход дел, нужно заключить, что Александр Павлович не хотел утвердить плана, не узнав мнения главнокомандующего и штаба его, и что Паулуччи был отправлен именно с целью предложить весь проект на рассмотрение гр. Буксгевдена.

Но с другой стороны собственноручное письмо к нему Императора Александра скорее давало понять что новый план должен быть непременно приведен в исполнение и только одержанные до его получения успехи и занятая русскими войсками выгодная позиция освобождали главнокомандующего от этой обязанности.

Судьба, а еще более интрига, сыпала таким образом на Буксгевдена удары все более и более сильные. Между тем дела наши начинали уже вновь принимать благоприятный оборот. Бой при Карстуле 9-го августа был в этом отношении поворотным пунктом. За ним последовали дальнейшие успехи, — и в награду главнокомандующий, получает в руководство соображения, теперь уже генерала, маркиза Паулуччи. В довершение удара ему, главнокомандующему, повелевается подробно объяснить, точнее — оправдать пред этим вчерашним полковником свои действия. Такого оскорбления заслуженный генерал не мог безмолвно принять, — и Буксгевден решился просить об увольнении.