На вершине холма Глухой лежал за трупом лошади и усмехался.

Ну и народ, думал он. Он засмеялся, но сейчас же подавилсмех, потому что от сотрясения было больно руке.

— Сволочь! — надрывался голос внизу. — Красная сволочь!Стреляйте в меня! Бейте в меня!

Глухой, беззвучно смеясь, осторожно глянул в щелку у крупалошади и увидел капитана, который стоял на валуне и размахивал руками. Второйофицер стоял рядом у валуна. С другой стороны стоял снайпер. Глухой, не отнимаяглаз от щелки, весело покачал головой.

— Стреляйте в меня! — сказал он тихо самому себе. — Бейте вменя! — Тут у него опять затряслись плечи. От смеха рука болела сильнее, аголова, казалось, вот-вот расколется. Но он не мог удержать душивший его смех.

Капитан Мора слез с валуна.

— Ну, Пако, теперь убедился? — спросил он лейтенантаБеррендо.

— Нет, — сказал лейтенант Беррендо.

— Так-вас и так! — сказал капитан. — Все вы тут идиоты итрусы.

Снайпер предусмотрительно снова зашел за валун, и лейтенантБеррендо присел на корточки рядом с ним.

Капитан, оставаясь на открытом месте, принялся опятьвыкрикивать ругательства, обращаясь к вершине холма. Нет в мире языка, болееприспособленного для ругани, чем испанский. В нем есть слова для всеханглийских ругательств и еще много слов и выражений, которые употребляютсятолько в таких странах, где богохульство сочетается с религиозным пылом.Лейтенант Беррендо был очень набожный католик. Снайпер тоже. Оба они быликарлисты из Наварры, и хотя оба под злую руку ругались и богохульствовали безудержу, оба считали это грехом, в котором регулярно исповедовались.

Сейчас, сидя за валуном, глядя на капитана и слушая, что онкричит, они мысленно отмежевывались и от него, и от его слов. Они не хотелибрать на душу подобный грех в день, когда им, может быть, предстояло умереть.Такие речи не приведут к добру, думал снайпер. Так поминать пресвятую деву неприведет к добру. Даже от красных такого не услышишь.

Хулиан убит, думал лейтенант Беррендо, лежит мертвый вонтам, на склоне, в такой день. А этот стоит и ругается, хочет еще худшеенесчастье накликать своим богохульством.

Тут капитан перестал кричать и повернулся к лейтенантуБеррендо. Взгляд у него был еще более странный, чем обычно.

— Пако, — сказал он восторженно, — мы с тобой пойдем туда.

— Я не пойду.

— Что? — Капитан снова выхватил револьвер.

Терпеть не могу этих грозных вояк, думал лейтенант Беррендо.Слова не могут сказать, не потрясая оружием. Такой, вероятно, даже в уборнойвынимает револьвер и сам себе подает команду.

— Если вы приказываете, я пойду. Но заявляю протест, —сказал лейтенант Беррендо капитану.

— Я пойду один, — сказал капитан. — Уж очень тут воняеттрусостью!

С револьвером в правой руке, твердым шагом он сталподниматься по склону. Беррендо и снайпер следили за ним. Он шел прямо, не ищаприкрытия, и смотрел вперед, на скалы, на убитую лошадь и свежевзрыхленнуюземлю у вершины холма.

Глухой лежал за лошадью у скалы и следил за капитаном, шагза шагом одолевавшим подъем.

Только один, думал. Только один нам достался. Но, судя поего разговору, это должен быть caza mayor[93]. Смотри, как он идет. Смотри,какая скотина. Смотри, как вышагивает по склону. Этот уж будет мой. Этого уж яс собой захвачу. Этот мне будет попутчиком в дороге. Иди, друг-попутчик, иди.Иди поскорее. Иди прямо сюда. Иди, здесь тебя ждут. Иди. Шагай веселей. Незадерживайся. Иди прямо сюда. Иди так, как идешь. Не останавливайся, не смотрина тех. Вот так, хорошо. Не смотри вниз. Незачем тебе опускать глаза. Эге, даон с усами. Как это вам понравится? Он носит усы, мой попутчик. И он в чинекапитана. Вот у него какие нашивки. Сказал же я, что он caza mayor. А лицомвылитый англичанин. Вон какой. Блондин, лицо красное, а глаза голубые. Безкепи, и усы рыжие. Глаза голубые. Глаза светло-голубые, и какие-то они странные.Глаза светло-голубые и как будто смотрят в разные стороны. Еще немножкопоближе. Так, довольно. Ну, друг-попутчик. Получай, друг-попутчик.

Он легко нажал на спусковой крючок, и его три раза ударило вплечо; при стрельбе из ручных пулеметов с треноги всегда бывает сильная отдача.

Капитан лежал на склоне лицом вниз. Левая рука подогнуласьпод тело. Правая, с револьвером, была выброшена вперед. Снизу со всех сторонстреляли по вершине холма.

Скорчившись за валуном, думая о том, как ему сейчас придетсяперебегать открытое пространство под огнем, лейтенант Беррендо услышал низкий,сиплый голос Глухого, несшийся сверху.

— Bandidos! — кричал голос. — Bandidos! Стреляйте в меня!Бейте в меня!

На вершине холма Глухой, припав к своему пулемету, смеялсятак, что вся грудь у него болела так, что ему казалось, голова у него вот-вотрасколется пополам.

— Bandidos! — радостно закричал он опять. — Бейте в меня,bandidos! — Потом радостно покачал головой. Ничего, попутчиков у нас многобудет, подумал он.

Он еще и второго офицера постарается уложить, пусть толькотот вылезет из-за валуна. Рано или поздно ему придется оттуда вылезть. Глухойзнал, что командовать из-за валуна офицер не сможет, и ждал верного случаяуложить его.

И тут остальные, кто был на вершине, услышали шумприближающихся самолетов.

Эль Сордо его не услышал. Он наводил пулемет на дальний крайвалуна и думал: я буду стрелять в него, когда он побежит, и мне надоприготовиться, иначе я промахнусь. Можно стрелять ему в спину, пока он бежит.Можно забирать немного в сторону и вперед. Или дать ему разбежаться и тогдастрелять, забирая вперед. Тут он почувствовал, что его кто-то трогает за плечо,и оглянулся, и увидел серое, осунувшееся от страха лицо Хоакина, и посмотрелтуда, куда он указывал, и увидел три приближающихся самолета.

В эту самую минуту лейтенант Беррендо выскочил из-за валунаи, пригнув голову, быстро перебирая ногами, помчался по склону наискосок вниз,туда, где под прикрытием скал был установлен пулемет.

Эль Сордо, занятый самолетами, не видел, как он побежал.

— Помоги мне вытащить его отсюда, — сказал он Хоакину, имальчик высвободил пулемет, зажатый между лошадью и скалой.

Самолеты все приближались. Они летели эшелонированным строеми с каждой секундой становились больше, а шум их все нарастал.

— Ложитесь на спину и стреляйте в них, — сказал Глухой. —Стреляйте вперед по их лету.