Благодать, выжигая постепенно зло в душе, твердо устремленной к Богу как абсолютному Благу, очищает и усиливает способность различения образов этого Блага в делах повседневного общественного служения.

Человеческая природа устроена таким образом, что желание души не обладает реальностью в душе, пока не пройдет через плоть посредством действий, движений, манер, природным образом ему соответствующих. До тех пор оно присутствует в душе не более как призрак. Оно не оказывает на нее воздействия.

На этом устройстве основана возможность определенного контроля над собой с помощью воли, посредством естественной связи между волей и мышцами.

Но если проявление воли может – впрочем, в ограниченной мере – помешать душе впасть во зло, оно не может само по себе увеличить в душе пропорцию между добром и злом.

Если у нас в бумажнике не хватает денег на расходы, нужно пойти и получить бóльшую сумму денег в банке. У себя мы их не найдем, коль скоро их у нас не хватает.

Тем благом, которого мы не имеем в себе, мы не можем снабдить себя сами, каких бы усилий воли мы ни применяли. Мы можем лишь получить его извне.

Мы получим его беспрепятственно при одном лишь условии. Это условие – наше желание. Но речь не идет о желании какого-либо частичного блага.

Только стремление, направленное непосредственно на чистое, совершенное, полное, безраздельное, абсолютное благо, может вложить в душу несколько больше блага, чем было в ней раньше. Когда душа находится в этом состоянии желания, ее продвижение по пути блага пропорционально интенсивности желания и времени.

Но действенны только реальные желания. Также и стремление к абсолютному благу действенно в той мере и только в той мере, в какой оно реально.

Но поскольку движения и образы действия тела могут иметь объекты только в здешнем мире, как возможно для такого желания переходить в состояние реальности через плоть?

Это невозможно.

Там, где что-то необходимое для спасения является определенно невозможным, определенно существует – реальным образом – некая сверхъестественная возможность.

Для всего, что касается абсолютного блага и контакта с ним, доказательство через совершенство (иногда ошибочно называемое онтологическим доказательством) не только приемлемо, но и является единственно приемлемым. Это вытекает непосредственно из самого понятия блага. Для блага такое доказательство есть то же самое, что геометрическое доказательство – для необходимости4.

Чтобы желание абсолютного блага проходило через плоть, необходимо, чтобы некий предмет здешнего мира был по отношению к плоти абсолютным благом на правах знака и по соглашению.

То, что такой предмет был бы абсолютным благом по отношению к плоти, не означает, что он есть благо плоти. По отношению к плоти он является абсолютным благом духа.

Соглашение относительно вещей этого мира может быть заключено и утверждено как между людьми, так и у каждого человека с самим собой. Но соглашение относительно абсолютного блага может быть утверждено лишь Богом.

(В каноне мессы эта идея божественного утверждения содержится в молитвах, непосредственно предшествующих освящению Даров5.)

Божественное утверждение непременно подразумевает прямое откровение от Бога и, возможно, необходимым образом должно подразумевать даже Воплощение.

Знаками Бога могут быть лишь те знаки, которые установлены в качестве таковых самим Богом.

По соглашению, установленному Богом между Богом и людьми, кусочек хлеба означает личность Христа. Поскольку же соглашение, утвержденное Богом, бесконечно более реально, чем материя, его реальность как хлеба, вполне оставаясь таковой, становится простой видимостью относительно бесконечно более реальной реальности, определяющей его значение.

В соглашениях, устанавливаемых между людьми, значение вещи имеет меньшую реальность, чем материя, из которой она состоит. В соглашении, установленном Богом, – противоположно. Но божественное значение имеет бесконечно большее превосходство по степени реальности над материей, чем материя – над значением человеческим.

Если мы верим, что контакт с куском хлеба есть контакт с Богом, в таком случае при контакте с хлебом желание контакта с Богом, бывшее не более чем слабой попыткой, проходит испытание реальностью.

Именно поэтому – и поскольку в этой области желание является единственным условием получения – между душой и Богом существует реальный контакт.

В делах земного мира верование производит иллюзии. Только относительно вещей божественных и в тот момент, когда желание и внимание души обращены к Богу, верование имеет свойство порождать реальность, что происходит под действием желания. Верование, порождающее реальность, называется верой.

Благодать есть то, что является для нас одновременно самым внешним и самым внутренним. Благо приходит к нам лишь извне; но в нас проникает лишь то благо, на которое мы соглашаемся. Согласие реально лишь тогда, когда плоть делает его таковым посредством некоего поступка.

Мы не можем преобразить себя сами, мы можем только быть преображены, но преображенными можем быть, только если того желаем. <Сам по себе> кусочек материи не имеет силы преобразить нас. Но если мы верим, что он имеет такую силу по воле Бога, и именно на этом основании принимаем его в себя, то реальным поступком принимаем желаемое нами преображение, и оно сходит в нашу душу с высоты небес. Стало быть, кусочек материи обладал той силой, которую мы в нем предполагали.

Таинство – это установление, безупречно, идеально соответствующее двойному характеру действия благодати (мы и подвергаемся ему, и принимаем его с согласием) и отношению человеческого мышления к плоти.

Для добродетели верования в сверхъестественный механизм таинства существуют два условия.

Во-первых, нужно, чтобы объектом желания было не что иное, как благо – единственное, чистое, совершенное, безраздельное, абсолютное и непостижимое для нас. Многие люди наклеивают слово «Бог» как этикетку на воззрении, измышленном их душой или воспринятом от окружающей среды. Бытует немало воззрений в этом роде, имеющих более или менее близкое сходство с истинным Богом, но душа может мыслить их, не направляя фактически своего внимания вовне этого мира. В таких случаях мысль, хотя по видимости и занятая Богом, продолжает оставаться в этом мире, а верование, сообразно закону этого мира, создает иллюзию, а не истину.

Это состояние, впрочем, не безнадежно, ибо имя Бога и имя Христа сами по себе обладают силой, способной со временем вывести из него душу, чтобы вовлечь ее в истину.

Второе условие состоит в том, чтобы верование в определенное тождество между кусочком хлеба и Богом пронизало всецелого человека так, что пропитало бы собой не интеллект, который не может никак в этом участвовать, но всю остальную часть души, воображение, чувствительность и почти самую плоть.

Когда имеются в наличии оба этих условия и приближающийся контакт с хлебом вот-вот подвергнет наше желание испытанию реальностью, в душе действительно что-то происходит.