Человеческая мысль покоряет время и непрестанно перелетает по прошлому и будущему, преодолевая любые временные интервалы. Но трудящийся подчинен времени, как бездвижная материя, для которой один момент наступает только вслед за другим. Поэтому труженики выражают страдание от труда фразой: «прочувствовать долготу времени»15.

Согласие на принятие смерти, когда смерть приходит и является во всей наготе, есть высший и немедленный отрыв от того, что каждый из нас называет своим «я». Согласие на труд не так болезненно. Но когда оно полно, оно обновляется каждое утро на протяжении всей жизни человека, день за днем, и длится каждый день до вечера, чтобы назавтра начаться снова, и так продолжается часто до самой смерти. Каждое утро труженик соглашается на труд – на сегодня и на всю жизнь. Соглашается независимо от того, печален он или весел, обременен заботами или жаден до развлечений, устал или пышет энергией.

Непосредственно после согласия на смерть – согласие с тем законом, по которому труд необходим для поддержания жизни, есть акт наиболее совершенного послушания, которое дано исполнить человеку.

Поэтому все другие виды человеческой деятельности – управление людьми, разработка технических планов, искусство, наука, философия и так далее – по духовному значению стоят ниже физического труда.

Отсюда легко определить то место, которое должен занимать физический труд в правильно устроенной общественной жизни. Он должен находиться в ее духовном центре.

Письма

Письмо к Жоржу Бернаносу

(1938)

[20]

Французский писатель Жорж Бернанос (1888–1948), стяжавший мировую известность своим «Дневником сельского священника», в 1940 году вписал в альбом бразильской девочке, попросившей у него автограф, такие слова: «…Маленькие девочки протягивают свой альбом „взрослым“, как нищие протягивают руку. Бóльшая часть этих „взрослых“, к которым вы протянули руку, – кардиналы, богословы, историки, эссеисты, писатели, – дают вам только свою подпись, которая равна мелкой монетке. Не забывайте никогда того, что этот безобразный мир держится еще только благодаря сладостному миру поэтов и детей. Люди с ним постоянно борются, но он все вновь возникает. Будьте верны поэтам и детству. Не становитесь взрослой, – взрослые в заговоре против детей; прочитайте Евангелие, и вы убедитесь в этом. Господь Бог сказал кардиналам, богословам, эссеистам, историкам, писателям и всем вообще: „Будьте как дети“. А кардиналы, богословы, историки, эссеисты и писатели всё повторяют детям: „Будьте, как мы!“ Когда-нибудь после вы перечитаете эти мои строки – подумайте тогда и помолитесь о старом писателе, который все больше думает о неисцелимом легкомыслии серьезных людей. Все прекрасное, что есть в истории мира, пришло незримо для всех, в таинственной согласованности большого терпения человеческого и милосердия Божьего. Надо преодолевать жизнь. Но единственное, чем можно ее преодолеть, это любить ее, а любить ее только один способ: до конца раздавать ее»1.

Нам неизвестен текст ответа Бернаноса на письмо Симоны Вейль, отправленное в последних числах мая 1938 года. Может быть, ответ и вовсе никогда не был написан, – ведь Симона сама предупреждала, что письмо может не застать ее во Франции, да и не просила отвечать ей. Но слова, которые Бернанос написал два года спустя маленькой бразильянке, очень подошли бы и для никогда не виденной им еврейской девушки. И сама Симона – если не в тридцать восьмом, то годом или двумя позже – с готовностью повторила бы все слова этого пассажа, как свои собственные.

Франсуа Федье2, французский философ, сильно поддержавший меня при самом начале работы над переводами из Симоны Вейль, рассказывал, что после смерти Бернаноса – а умер он в 1948 году – письмо Симоны было найдено в нагрудном кармане его пиджака: писатель годами не расставался с этими листочками, нося их при себе как что-то чрезвычайно дорогое, почти как талисман. Может быть, он успел узнать о ее судьбе. Незадолго до этого избранные места ее «Марсельских тетрадей», составившие книгу «Сила тяжести и благодать», вышли из печати в издательстве «Плон», где неоднократно печатались романы самого Бернаноса. Если ему довелось прочесть эту книгу, она не могла не отозваться в его сердце.

В 1934 году Жорж Бернанос покинул бурливший демонстрациями и политическими дебатами «красный» Париж (в те дни на всех парусах к власти шли левые партии Народного фронта) и вместе с семьей поселился на острове Мальорка, принадлежавшем Испании. Разочарованный политической борьбой, писатель надеялся найти здесь покой и отраду, возможность плодотворно работать над новыми произведениями. Пребывание на Мальорке в самом деле стало для него целительным и продуктивным. Уже через год был закончен и отдан в печать «Дневник сельского священника» – книга, которая принесла Бернаносу любовь читателей из многих стран. Однако период покоя был недолгим. Здесь, на Мальорке, он застал начало гражданской войны.

Сразу после начала мятежа Франко в июле 1936 года командование местного гарнизона его активно поддержало. В течение всех трех лет войны франкисты успешно использовали остров как базу для своих боевых кораблей и самолетов. Бернанос поначалу с энтузиазмом и надеждой воспринял выступление консервативных военных и аристократов. Лозунги защиты католической веры, родины и традиций, которые выдвинул Франко, были ему, несомненно, близки. Но за торжественными словами набожного каудильо тут же последовали дела. Власть «белых» на острове была утверждена путем жестокого истребления всех несогласных. То, как франкисты стали претворять свои лозунги в жизнь, ввергло писателя в ужас. Первые правдивые свидетельства о режиме террора на Балеарских островах Бернанос отправил в католический еженедельник «Сет» уже в июне 1936 года. До января 1937-го было напечатано восемь очерков. Они составили основу будущей книги «Большие кладбища под луной». Название книге дала фантасмагорическая картина, увиденная писателем в одну из ночей. Привлеченный видным далеко в темноте заревом со стороны кладбища, он поспешил туда и увидел пылающий холм из мертвых тел, облитых бензином, которые горели под светом луны.

Испанские очерки Жоржа Бернаноса молниеносно стали известны в Европе и Америке. Обвинительные свидетельства писателя звучали тем более убедительно, что они исходили от человека правых, антикоммунистических взглядов. Изданные отдельной книгой во Франции в мае 1938 года, эти очерки в том же месяце попали в руки Симоны Вейль. Летом 1936 года, когда происходили описанные Бернаносом жуткие и отвратительные сцены, Симона находилась на противоположной стороне фронта, в составе анархистского войска – так называемой колонны Дуррути. Это было внушительное формирование, которое насчитывало до 4000 бойцов.

Симона пишет под живым и острым впечатлением от моментально прочитанной ею книги Бернаноса. Ей тоже есть что вспомнить.