человек (4,6 %) среди 650, выросших в нормальных семьях, потеряли родителей или встретили их психологическими сломленными после войны (22 отца, 5 матерей, в 3 случаях — гибель обоих родителей). Тяжелая биография гестаповского садиста Клауса Барбье хорошо известна (Linklater et al., 1984). Его отец вернулся с войны совершенно деморализованным. Он много пил и избивал семью. У Клауса не было счастливого детства, и, возможно, его юношеское благоговение перед Гитлером вытеснило сыновью привязанность к отцу. Однако в моей выборке таких примеров немного, что идет вразрез с теорией Лоуэнберга (Loewenberg, 1983: 259–280), по которой потеря отца вызывает у сына тоску по сильной руке и преклонение перед авторитарным лидером. Если принять эту теорию всерьез, то все военные преступления можно было бы легко списать на непростые отношения Гитлера с его отцом. Как бы то ни было, главный пункт в биографии Барбье — это его сотрудничество с гестапо начиная еще со школьных времен. Потом он стал кадровым сотрудником этой организации и никогда уже с нею не расставался. Гестапо стало его домом, его убежищем. От потери работы пострадало 24 % (таблица 8.1, ряд 7). Опять-таки это небольшая цифра. Ведь в 1933 г. безработица зашкаливала за 30 %. Броудер (Browder, 1996) обнаружил, что 32 % будущих офицеров СД были в свое время безработными. Мой пункт «неудачи в карьере» помимо безработицы включает в себя банкротство и обвинения в должностных хищениях. Что же касается безработицы в Германии, то штурмовики СС и СА должны были стать ее первыми жертвами: их выгоняли с работы, потому что в ущерб профессии они были страстно увлечены своей деятельностью (есть и такая теория). Для половины из них нацизм стал прибежищем после «неудачи в карьере» как следствие потери жизненной ориентации, для ⅙ части житейские беды и приверженность к нацизму слились воедино так, что им трудно было понять, где причины, а где следствия. Таким образом, 16 % из моей выборки могли пережить такой кризис, ожесточиться и стать психологически предрасположенными к экстремистским действиям. Но большинство из них не были неудачниками. В донацистской Германии от безработицы страдал в основном рабочий класс. Многие говорили потом, что стали нацистами лишь ради того, чтобы найти себе какую-то занятость. Это служило дежурным оправданием на послевоенных судебных процессах («Я же не нацист, я простой немец, я пошел к ним, чтобы получить работу»), но это было и мотивом для тех, кто поспешил вскочить на подножку поезда, для тех, кто примкнул к нацизму в 1933 г. исключительно из карьерных побуждений.

Мы не находим свидетельств, что сколь-либо значительная часть довоенных нацистов вышла из уголовной среды. Лишь 10 % из них проходили по уголовным, а не политическим делам. Но реальная цифра могла бы быть гораздо выше, если бы эта информация не утаивалась. Если бы я включил в свою выборку капо, привилегированных лагерных бригадиров, то получилась бы совсем иная картина. Эти личности никогда не работали, бродяжничали, занимались мелким воровством, бросали семьи. Они немало отсидели в лагерях, и отсидели по заслугам, но вряд ли они примыкали к нацистам в довоенные годы. В таблице 8.2 дана общая картина социальной мобильности среди нацистских преступников. Большинство (60,6 %) из них не проявили ни вертикальной, ни нисходящей мобильности по сравнению со своими отцами. И даже наоборот, социальный спуск продемонстрировали 25,2 %, в то время как карьерный рост — 14,1 %. Но примерно в половине этих наиболее документированных случаев объяснение этого феномена лежит на поверхности: нацисты, преданные своему делу, не заботились о служебной карьере. В отличие от нацистского руководства (в особенности гауляйтеров; Rogowski, 1977), рядовые члены движения вертикальной мобильности не проявляли. Примерно такую же картину дает Ямин (Jamin, 1984) в своем исследовании о довоенных СА: карьерного роста у них не наблюдалось, скорее, наоборот (но тут есть доля преувеличения). Таким образом, лишь немногие исполнители испытали житейские трагедии, которые могли бы привести их к фрустрации, агрессии или поиску виновных за личные несчастья. Это лишь частный феномен, не типичный для остальных рассмотренных случаев. Маргиналы и преступники к генезису нацизма отношения не имели.

БАЗА РЕКРУТИРОВАНИЯ: УГРОЖАЕМЫЕ ПРИГРАНИЧНЫЕ РАЙОНЫ И БЕЖЕНЦЫ

При множестве переменных необходимо выяснить, насколько наша выборка характерна для всего немецкого населения. Таким образом можно вычислить репрезентативное соотношение — процентное отношение исполнителей определенной категории к немецкому населению или рабочей силе той же категории. Соотношение, равное единице (1.0), означает избыточную долю исполнителей с определенной характеристикой, а соотношение менее единицы — недостаточную. Были ли военные преступники выходцами из определенных регионов? Место рождения я привязывал к регионам и субрегионам, обозначенным в переписи населения рейха от 1933 г. (Statistisches Reichsamt, 1935), туда же я включил территории за пределами рейха, населенные этническими немцами, которые потенциально могли стать исполнителями акций геноцида: 6,4 миллиона австрийцев (немцы составляли 94 % из 6,8-миллионного австрийского населения), 1,5 миллиона немцев на землях, отошедших Польше и Чехословакии после Первой мировой войны, и 600 тысяч немцев на территории собственно Польши, 3,2 миллиона судетских немцев, 2 миллиона немцев на территории Чехословакии, Венгрии, Югославии, балтийских стран и Италии. А также 350 тысяч на утраченных землях Шлезвиг-Гольштейна, Эльзаса и Лотарингии и Мальмеди в Бельгии. Точно вычислить число этнических немцев затруднительно. Я считаю, что моя цифра в 14 миллионов недалека от истины. На карте 8.1 обозначено расселение этнических немцев с их долей в общем населении.

Я ввожу еще два параметра для земель Третьего рейха: доля исполнителей среди немецких граждан рейха (рейсхнемцы) и доля проголосовавших за нацистов на выборах в рейхстаг в июле 1932 г.

Я выдвинул как гипотезу, что на утраченных территориях и на других землях рейха проживало значительное количество немцев с национал-шовинистическими настроениями, направленными против врагов немецкой нации. Это могли быть немцы, живущие во враждебном этническом окружении за пределами своей метрополии, а также немцы, живущие в непосредственной близости от угрожаемых границ. Германия потеряла часть территорий практически по периметру всей своей границы: на северо-западе (северный Шлезвиг, население 166 тысяч), на северо-востоке (Данциг, «данцигский коридор» и восточная граница Пруссии с Литвой, население 3 миллиона); на востоке (часть Силезии, население около одного миллиона); на юго-западе (Эльзас-Лотарингия и небольшие участки, переданные Бельгии, население 1,9 миллиона). На западе Саар находился под юрисдикцией победителей, а Рейнская область была оккупирована с 1923 г. Кроме того, страны-победители грозили военным вторжением на 50-километровой полосе по правому берегу Рейна. На карте 8.1 указаны эти участки. Могла ли дискриминационная политика победителей на аннексированных территориях породить будущих нацистских военных преступников?

Потрясающим откровением (см. карту 8.1) стало то,