грузят вещи в повозки. Я полностью за сохранение стабильности в путешествиях, однако когда я оглядываюсь на дом, к горлу подкатывает комок.

Здесь между нами что-то изменилось, и боюсь, когда мы снова отправимся в путь, все может вернуться на круги своя.

Чувствую, что Смерть смотрит на меня, и поворачиваюсь к нему. Как и раньше, он выглядит несколько меланхоличным, но, возможно, я просто домысливаю. Возможно, я вообще всё домыслила.

– Что? – говорю я немного смущенно.

– О чем ты думаешь, прямо сейчас?

Внимание мое возвращается к дому, к бугенвиллеям на его стенах, к флюгеру на крыше, и даже отсюда я слышу рокот океана.

– Я буду скучать по этому месту, – признаюсь я.

Теперь я знаю, что не вообразила печаль Танатоса; взгляд, которым он обводит то, что нас окружает, полон грусти.

– Я тоже, Лазария.

Все так же нехотя занимаю свое место в седле. Танатос садится за мной, и мы уезжаем, больше не оглядываясь.

Мы направляемся на север по одному из многочисленных шоссе Лос-Анджелеса. Те немногие тела, мимо которых мы проезжаем, уже разлагаются, и слабый запах смерти витает в воздухе, не заглушаемый даже благовонным дымом факела.

Смерть держит меня крепче обычного, как будто я могу ненароком соскользнуть.

– Танатос, – я кладу ладонь на его руку, – ты можешь отпустить… – и чувствую, как он вздрагивает. – Ты дрожишь?

– Ничего.

Что-то не так. И, если начистоту, это «не так» началось с самого утра.

– Что происходит? – требовательно спрашиваю я.

Молчание.

– Танатос, сколько я тебя знаю, ты никогда не уходил от суровой правды. Неужто все так плохо?

Зловещая тишина.

И наконец:

– Я люблю тебя, Лазария. Все будет хорошо.

Начинаю паниковать. А его хватка меж тем усиливается.

Снова тянусь к его руке:

– Зачем ты держишь меня так крепко?

И тут до меня доходит…

Он думает, я собираюсь сбежать.

Теперь я гадаю, что такого ужасного могло случиться, что он решил, будто я планирую дать деру. Он поднимал мертвых, убивал целые города, делал практически все самое страшное, описанное в Книге.

– Что бы это ни было, Смерть, ты можешь рассказать мне. – Я стараюсь говорить рассудительно, хотя меня и скручивает паника.

Еще какая-нибудь ужасная сила? Или…

Бен?

– Мой сын, – выдыхаю я. – Он в порядке?

– С твоим сыном все хорошо, – мрачно отвечает Смерть.

На миг я успокаиваюсь.

Какое бы настроение ни накатило на Танатоса, возможно, не все так плохо.

Мы продолжаем ехать на север, минуя одно полуразрушенное здание за другим, и вроде бы все наладилось, все как обычно – пока мы не останавливаемся.

Над нами возвышаются несколько небоскребов, во многих нет окон. Между ними стоят другие многоэтажные дома, обветренные и облупившиеся; они жмутся друг к другу, как будто при строительстве не хватало места, вот зданиям и пришлось тянуться вверх. Дорога относительно свободна от тел и обломков, хотя я вижу перевернутый велосипед и распростертую рядом мертвую женщину, а чуть дальше различаю еще несколько трупов.

Смерть спрыгивает с коня.

Я смотрю на него сверху вниз:

– Почему мы остановились?

– Я чувствую их приближение, – бормочет Танатос, глядя на север.

Меня охватывает тревога.

– Чье? – спрашиваю, страшась ответа.

– Моих братьев, – Танатос бросает мрачный взгляд на дорогу.

Черт!

Черт, черт, черт!

Я думала, у нас больше времени.

– Так давай обогнем их.

Объяснюсь я позже. Я просто хочу, чтобы всадник вернулся на коня.

– Они хотят остановить меня, – говорит он, игнорируя мои слова. – Я не позволю им встать между мной и моей целью.

У меня кровь стынет в жилах, а сердце бешено колотится.

– Твоей целью? – Голос мой притворно небрежен.

Он поворачивается ко мне.

– Время пришло, кисмет.

Я хмурюсь, грудь вздымается все быстрее и быстрее.

– Время для чего?

Смерть тянется к пряжкам нагрудника и начинает расстегивать их одну за другой.

– Что… что ты делаешь?

С дрожью в голосе я все-таки не справляюсь.

Он продолжает снимать доспехи, и вскоре последняя пластина ложится у его ног. Потом Смерть стягивает рубашку, не отрывая от меня взгляда.

– Я никогда не читал тебе все мои глифы.

Что-то очень, очень, очень не так.

Соскальзываю с коня, сапоги тяжело ударяются о землю. Поворачиваюсь к Смерти.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я снова. – Ты не похож на себя, Танатос.

Его скорбные глаза встречаются с моими.

– Я делаю именно то, что должен.

Шагнув вперед, он прикладывает руку к груди, касаясь пальцем одного из многочисленных символов.

И читает на своем родном языке. Я ничего не понимаю, но сила слов проникает в меня, да так, что подкашиваются колени.

Я пячусь от всадника, а он начинает переводить:

– Облик мой выкован в самых темных далях Вселенной. Я смерть, конец всех начал, начало всех концов. Я тот, кто способен забирать живых и поднимать мертвых. Тот, кто может воскрешать души. Я обладаю всеми силами моих предшественников и тем, что прочно связывает нити мироздания.

Я последний в роду, я несу человечеству беды и недуги. Их поля почернеют, их животные обратятся в бегство. Смертные затрясутся при звуках моего имени, и все падет от моего прикосновения. Ибо я положу конец миру.

Здания падут, дороги прервутся. Мир будет рушиться, пока все остатки человеческого творения не обратятся в пыль. В прах обратятся храбрые, и трусливые, и жестокие, удобрив почву. И заколосится буйно ячмень, и древние звери вернутся на свои земли. Все будет так, как было когда-то. Ибо я сердце Бога, и я понесу Ее волю. Я последний судия человечества.

Я стою на коленях, слезы струятся по моему лицу, а я даже не помню ни как упала, ни как заплакала.

Рука Смерти отрывается от строк.

– Ты знаешь, что будет, когда я приму окончательное решение?

Смерть, всеобщая смерть словно повисла в воздухе между нами.

– Зачем ты это делаешь? – шепчу я.

– Ты знаешь? – настойчиво повторяет он.

Закрываю глаза и сглатываю. Я слышала достаточно о конце света, чтобы понимать, на что он намекает. Он сам сказал об этом секунду назад.

– Страшный суд, – тихо говорю я.

Конец человеческой жизни – такой, какой мы ее знаем.

Глава 69

Смерть

Я смотрю на Лазарию и хочу сказать ей, что это не моя идея. Никогда не была. Я забираю души, но я никогда не жаждал их смерти. Я лишь выполнял приказы, которые мне отдавали, с самого первого раза и до сего мига.

Время от времени я делаю исключения – жены моих братьев тому доказательство. Но в конце концов мы, четверо всадников, должны выполнить свою задачу,