Однако изумительной сцены не получилось. Юра исчез в толпе.По тому, как поспешно бросился к выходу Красавченко, Лиза поняла, что впередиее ждет много всего неприятного.

– Простите, вы – Беляева? – полная пожилая дама осторожнотронула ее за рукав. – Вы знаете, я смотрю все ваши передачи, абсолютно все.Это удивительно, как вам удается поднимать людям настроение. Когда вырассказываете даже самые неприятные новости, все равно кажется, что все будетхорошо. Спасибо вам, – дама была совершенно красной от смущения и, недождавшись ответа, быстро покатила свою тележку к выходу.

Когда Лиза прошла таможню и поцеловала мужа, за спиной у неепослышался возбужденный шепот:

– А я тебе говорю, это она! Точно, она!

Михаил Генрихович погрузил чемодан в багажник, Лиза огляделастоянку и заметила вдалеке Юрин темно-синий «опель». У машины стояли двое, Юраи Красавченко. Оба курили.

– Все, садись, поехали, – услышала она голос мужа, – Надюшак твоему приезду испекла пиццу. Не знаю, что у нее получилось… А Витя вчерапривел девочку. Зовут Оля, очень хорошенькая, главное, совсем не накрашенная,без рожек и копыт.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну как же, они ведь все теперь изображают нечистую силу,на голове накручивают какие-то фигульки из волос, на ноги надевают копытавысотой в полтора метра, и бегом на шабаш, дергаться в массовом припадкебешенства. Кстати, наша Надюша тоже требует ботинки на платформе. Я сказал,только через мой труп.

Выезжая со стоянки, они совсем близко проехали мимо «опеля».Юра сидел за рулем и держал в руках какую-то книгу.

«Да, конечно, книга… – усмехнулась про себя Лиза, – этокоробка с видеокассетой. Красавченко успел заказать копию, наверняка не одну».

Ее радиотелефон зазвонил, когда она была в ванной. МихаилГенрихович просунул в дверь руку с тренькающей трубкой.

– Возьмешь? Или сказать, что ты не можешь подойти?

– Возьму, спасибо.

– Как же это произошло, Лиза? – услышала она сдавленный,хриплый голос. – Как могло такое с тобой случиться? Ты разумная взрослаяженщина, ты совсем не пьешь… Как? Объясни мне.

– Ты уверен, что это я? – спросила она тихо. – Тывнимательно смотрел?

– Да, – он неприятно, жестко засмеялся, – я смотрел оченьвнимательно. Надо сказать, ты занималась этим с огромным удовольствием. Еще бы,такой умелый, такой сильный партнер, настоящий супермен.

– Юра, послушай меня, но только спокойно, без эмоций. Дело втом, что я совершенно ничего не помню.

– Такое не забывается, Лиза. Я только хочу понять, что тыпри этом чувствовала? Просто животная страсть? Или были какие-то еще эмоции?

В дверь постучали.

– Мам, ты скоро? – спросила Надюша. – Папа и Витя не могутподелить свитера, обоим нравится с темным узором, а размеры одинаковые. И пиццастынет. Выходи, пожалуйста.

– Да, малыш, я сейчас, – откликнулась Лиза, прикрыв трубкуладонью.

– Я понимаю, что никаких прав на тебя у меня нет, – тяжелодышала ей в ухо трубка, – но и ты пойми, как мне больно. По телефону тысказала, что тебя шантажируют. Но прости, при таком образе жизни совсем несложно нарваться на шантаж. Ты сама подставилась. Советую впредь бытьосторожней.

– Юра, что ты говоришь? Какой образ жизни? Какаяосторожность?

– Лиза, не надо врать хотя бы себе самой. Ну да, случилось.С кем не бывает?

– Он усмехнулся. – Я, старый идиот, на что-то надеюсь. Строювсякие лирические иллюзии, а оказывается, все так просто…

– Юра, перестань. Я приеду, мы поговорим. Прошу тебя, неотносись к этому так серьезно.

– Прости, я человек старомодный, но ломать себя,подстраиваться под нынешние небанальные представления о любви и дружбе мнесложно. Возраст не тот. Я не могу к подобным вещам относиться спокойно.Возможно, это покажется тебе смешным, но представь, что мне очень больно былоувидеть, как женщина, которую я люблю, кувыркается в койке с чужим мужчиной.

– Значит, ты не допускаешь мысли, что на этой кассете не я?

– Я еще не сошел с ума. Это ты, Лиза. Тебе там очень хорошо,просто отлично. Вы с этим суперменом удивительно подходите друг другу какполовые партнеры. В дверь опять постучали.

– Мам, ну ты скоро? – недовольно поинтересовался Витя. –Надя во второй раз греет пиццу.

– Да, Витюша, уже выхожу… Юра, я очень тебя прошу,успокойся, я приеду к тебе завтра, после эфира. Я должна сама посмотретькассету.

В ответ она услышала частые гудки.

В августе 1917 года никаких полицейских урядников в Россииуже не было. Существовала какая-то народная милиция, но где искать, к кому тамобращаться, никто не знал.

– Это же надо, чтобы от варенья такое несчастье. Кто ихразберет, кавказцев, – бормотал Тихон Тихонович, – я говорил, опасно покупатьна их грязных базарах. Мало ли, может, хранили они это проклятое варенье впогребе, где крысы. Травили крыс, вот и попал мышьяк в банку.

– Да, – хриплым эхом отозвалась из темноты Ирина, – – таммного крыс. Я знаю. Я видела.

– Вот я и говорю, – кивнул купец, – случайно могло попасть вбанку что угодно. Всякое бывает. Между прочим, я ведь тоже ел варенье, и вы,Константин Васильевич, и Софья Константиновна. Все ели.

– Перестаньте, – махнул рукой доктор, – кого вы хотите обмануть?Одну банку госпожа Порье открыла сама, из нее выложила варенье для МихаилаИвановича и для Сони. Именно туда и был добавлен яд. Когда мы садились за стол,она пододвинула им двоим уже наполненные вазочки. А остальные, то есть мы свами, накладывали себе из большой вазы. Все просто, Тихон Тихонович, и всезаранее продумано.

– Что продумано? Кем? – не унимался купец. – Как вы можететакое говорить? Как вам не совестно? Что же, моя Ирина враг самой себе? Зачемже оставаться вдовой в такое смутное, опасное время? Слушайте, господин доктор,а может, его сиятельство, того, сам решил таким оригинальным способом… ну, выпонимаете, о чем я? Он ведь тонкая художественная натура, а, как известно,такие как раз весьма склонны, – купец сдержано кашлянул, – я давно замечал заним странности, эта его страсть к одиночеству, к рисованию картинок… А вам,господин доктор, за хлопоты я заплачу. Много заплачу, не обижу. Сейчас деньгиничего не стоят, но вы не волнуйтесь, у меня есть старые надежные золотыечервонцы…