– А, ну-ну. Жди привета из прокуратуры. Как там Канада? Тыхорошо отдохнула на конференции?

Она отработала эфир, села в машину. Ей нравилось ездить попустым ночным улицам. Дорогу она знала наизусть и отдыхала за рулем. Совсемнедавно, всего лишь пару недель назад, именно здесь, на перекрестке, в концеШереметьевской улицы, остановившись ночью на светофоре, она заметила в соседнеймашине рядом с водителем знакомый профиль. Ей показалось, в «жигуленке» ехалАртем Бутеико.

Подъезжая к Новокузнецкой, она увидела ту же машину, и вдругпришла в голову совершенно дикая мысль, что Артем следит за ней. А она, междупрочим, направлялась к Юре.

«Он, конечно, сумасшедший, но не до такой степени, –подумала она, – неужели ему не достаточно постыдного шоу, которое он устроил смоей мамой? Неужели не сыт еще?»

Она хорошо изучила характер Бутеико и понимала, что гадитьон ей будет долго и серьезно, при всякой возможности. Ничего удивительного,если завтра в его ночной программе появится сюжет о ее тайном романе. Но откудаон мог узнать? Нет, это ерунда. Никто не знает, да и машина не обязательно таже, мало ли в Москве вишневых «жигулят»?

Во дворе она огляделась, но никого, кроме Юры и Лоты, неувидела.

Сейчас, подъезжая к перекрестку, она думала о Бутеико. Как,в сущности, глупо он жил и как рано, как нелепо погиб. Про него многиеговорили, что он «допрыгается». Но вряд ли за те мелкие пакости, которые онделал, его могли убить. Он подглядывал в замочную скважину и охотился за чужимитайнами, в основном любовными. Однако в наше время знаменитости обоего пола свосторгом трясут перед многотысячной толпой грязными простынями двадцатилетнейдавности, несут свои замаранные постельные принадлежности, как транспаранты напраздничной демонстрации. Темой очередного интервью становится какой-нибудьроман, о котором. забыли рассказать в прошлом интервью. Не стесняются называтьимена бывших постельных партнеров и партнерш, при этом не спрашивая ихразрешения, не заботясь о том, нужна ли им и их семьям эта пикантная правда.

Для таких репортеров, как Артем Бутейко, настал золотой век,только успевай подгребать чужие окурки со следами губной помады, толькоподставляй микрофон и камеру под щедрый поток интимных откровений.

За это не убивают. Наоборот, платят – деньги, как зарекламу.

В Останкино говорили, будто его застрелил приятель заденежный долг. В принципе возможно. Он жил в долг, занимал у всех, но всегдавозвращал.

Когда погибает человек, которого ты терпеть не мог, окотором плохо думал и плохо говорил, ощущение удивительно гадкое. Стыдно, какбудто ты причастен к его смерти.

«А за что же, собственно, я терпеть не могла Артема? Зацинизм? За наглость? .Ну, циников и наглецов на телевидении хватает. Забездарность? Этого добра тоже достаточно. Когда-то у нас с ним были <вполненормальные, даже приятельские • отношения. Он возненавидел меня после тоготок-шоу с фальшивым героем. И был прав. Я сорвала ему премьеру. Он схалтурил.Ну и что? Мало ли халтурщиков? Я могла и не лезть к его герою со своими шибкоумными вопросами, тем более в прямом эфире. Почему же я это сделала? Ведь непросто так».

За месяц до этого в «Стоп-кадре» вышел его эксклюзивныйсюжет о певце и милиционере. Тогда о нем заговорили, имя его всплыло наповерхность. Он получил возможность делать свою передачу.

Лиза вдруг ясно вспомнила широкое, тяжелое лицо человека вмилицейской форме, застывшие маленькие глаза какого-то неопределенногомутно-зеленого цвета.

– Парень, я прошу тебя, не надо. Ну ты пойми, для меня этовсе, кранты. Меня посадят.

Лиза совершенно случайно стала свидетельницей этогоотвратительного разговора. В Доме кино проходил вечер, посвященныйдесятилетнему юбилею программы «Стоп-кадр». Пригласительные билеты продавалисьвсем желающим, народу собралось много, зал был полным. В антракте, в фойе,Бутейко с каким-то парнем стоял у перил. Они смеялись, оба были немногонавеселе. Лиза стояла неподалеку и увидела, как к ним подошел милиционер.

– А, это опять ты? – Артем скорчил брезгливо-утомленнуюгримасу. – Слушай, товарищ капитан, я не понимаю, как тебя сюда пропустили.Тебе вообще-то здесь делать нечего.

– Действительно, – усмехнулся приятель Артема, – а то вдругтебе взбредет в голову опять наводить порядок, еще кому-нибудь заедешь кулакомв рожу.

– Ребята, я прошу вас, не надо, – тихо проговорилмилиционер.

– Чего не надо-то? – с издевательской усмешкой спросилБутейко, – Правду людям говорить? Значит, тебе все можно, а нам нельзя?

– Да не в этом же дело… Я прошу тебя, не показывай этотсюжет, по-человечески прошу. Ну хочешь, денег дам? Хочешь, на колени встану?Это ж для меня конец карьеры, конец всей жизни, пойми… Если хоть капля жалостиу вас осталась, ребята ну просто, по-человечески, пожалейте меня.

– – Не стелись, капитан, – высокомерно посоветовал приятельАртема, – ты бы лучше о жалости подумал, когда бил Руслана кулаком в лицо. Вам,ментам, о жалости лучше вообще не рассуждать, на эту тему вам лучше заткнуться.И давай, кончай сопли распускать, смотреть противно.

Смотреть действительно было противно, причем на всех троих.Двое куражились, один умолял, унижался. Бутейко и его приятелю это нравилось.Вот тогда она и почувствовала острое отвращение к Бутейко. Ей не было дела доэтого капитана, она видела его в первый и в последний раз. Но он так унижался,а они с таким кайфом куражались, они получали от этого почти физическоеудовольствие. Их обоих хотелось убить на месте. И не важно, кто прав, ктовиноват.

Сюжет вышел, капитан получил три года. Десятки тысяч такихже капитанов, лейтенантов и прочих милицейских чинов по всей России пускают вход кулаки, разбивают лица. Иногда они делают это по необходимости, иногда отсобственной распущенности и жестокости. Если бы каждого сажали в тюрьму, небыло бы милиции. Этот капитан не хуже и не лучше прочих. Однако ему не повезло.Лицо, которое он разбил, пытаясь прекратить кабацкий скандал, было лицомпопулярного эстрадного певца. А главное, рядом оказался репортер Артем Бутейкос любительской видеокамерой. Репортеру ужасно хотелось прославиться. Потом,когда Бутейко в качестве героя ток-шоу привел именно этого своего приятеля,Сашу Анисимова, и они стали опять куражиться, издеваться, уже над целойаудиторией, Лиза не выдержала и сорвала Артему его ток-шоу, к чертовой матери.

Если у нее, у постороннего человека, от той безобразнойсцены в фойе Дома кино зародилось стойкое отвращение к Бутейко, то что жедолжен чувствовать милицейский капитан? Между прочим, три года прошло. Оннаверняка вышел на свободу…

Лиза ехала с погашенными фарами по пустынной улице, на всехсветофорах горел зеленый, она так глубоко задумалась, что почти не смотрела надорогу. Вдруг в ее сумке отчаянно запищал радиотелефон. Она вздрогнула и,прежде чем ответить, включила фары. Буквально в десяти метрах от нее,перегородив дорогу, без всяких аварийных огней, чернела громадинагрузовика-рефрижератора. Лиза едва успела затормозить. Скорость у нее была немаленькая, около семидесяти. Бампер машины застыл в нескольких сантиметрах отгрузовика.