Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взгляд в душу преступника[293]
800 Раздвоение личности преступника нередко предстает очевидным с первого взгляда. Нет нужды пробираться по извилистому пути его психологических переживаний, срывать обличья и преодолевать страх разоблачения, ведь история двойственного существования вполне наглядна. Вообще говоря, каждый преступник, внешне старательно воспроизводя нормы достойного поведения, носит довольно простую и легко опознаваемую маску. Конечно, этого не скажешь о подонках преступной братии – о тех мужчинах и женщинах, что стали изгоями всего обычного человеческого общества. Однако, как правило, преступники, равно мужчины и женщины, честолюбиво норовят доказать свою принадлежность к почтенным слоям (Bürgerlichkeit) и всячески подчеркивают это стремление. «Романтика» преступного существования лишь изредка бывает по-настоящему романтической. Очень многие преступники ведут вполне буржуазный образ жизни и совершают преступления как бы при посредстве своего второго «я». Лишь немногим удается достичь полного разрыва между стремлением к буржуазной почтенности, с одной стороны, и преступным инстинктом, с другой стороны.
801 Беда в том, что преступление словно подкрадывается к преступнику извне, постепенно им завладевает, и в конце концов он попросту перестает понимать сам, что намерен сделать. Позвольте разъяснить это утверждение ярким примером из моего собственного опыта.
802 Девятилетний мальчик ткнул младшую сестру ножницами в бровь, рана оказалась глубокой, до мозговой оболочки. Войди острие на полмиллиметра глубже, девочка мгновенно бы умерла. Двумя годами ранее, когда мальчику было семь, его мать сказала мне, что с ним что-то не так. Он проявлял странные наклонности: в школе на уроках вдруг вскакивал из-за парты и льнул к учителю, будто от чего-то спасаясь; дома часто убегал от игрушек и прятался на чердаке. На просьбу объяснить причину своего поведения он не ответил. Когда я разговаривал с мальчиком, он сказал, что у него часто бывают судороги, а затем состоялся следующий диалог:
[294] «Почему ты всего боишься?» – Молчание; я понял, что он не хочет говорить, поэтому попытался его растормошить. Наконец мне сказали: «Я не должен вам говорить». – «Почему же?» Все мои дальнейшие попытки наталкивались на тот же ответ, но наконец он выпалил: «Мне не велит один человек». – «Что за человек?» Снова молчание; но все же, долгое время спустя, мне удалось завоевать его доверие. Он рассказал, что в возрасте семи лет увидел крохотного человечка с бородой (были и другие подробности облика). Этот человечек ему подмигнул, и он сильно испугался, потому-то и льнул к учителю в школе и убегал от домашних игр, чтобы спрятаться на чердаке. «Чего хотел от тебя этот маленький человечек?» – «Он хотел сделать меня виноватым». – «Виноватым? За что именно?» Мальчик не смог ответить, только все твердил про «вину». Мол, с каждой новой встречей человечек подходил все ближе, а в прошлый раз подступил совсем близко, и тогда мальчик ударил свою сестру. Облик этого человечка – не что иное, как олицетворение преступного инстинкта, а под «виной» подразумевалось второе «я», ведущее к гибели.
815 После преступления у мальчика начались эпилептические припадки. С тех пор он не совершал иных преступлений. В этом случае, как и во многих других, эпилепсия стала способом уклониться от преступления, вытеснением преступного инстинкта. Бессознательно люди пытаются избежать внутреннего побуждения к преступлению, прячась за болезнью.
816 В иных случаях люди, внешне нормальные, как бы передают дурные влечения, скрытые под видимой нормой, другим людям и часто подталкивают тех (совершенно бессознательно) к поступкам, которых они сами никогда не совершили бы, но которыми тайно грезили.
817 Вот пример: некоторое время назад в Рейнской области случилось убийство, вызвавшее большой переполох. Некий мужчина, без единого пятнышка на совести, убил всю свою семью – и даже собаку. Никто не понимал причину, никто ранее не замечал признаков ненормальности в этом человеке. Он сам сказал мне, что однажды купил нож, просто так, не имея в виду какой-либо конкретной цели. Как-то позднее он заснул в гостиной, где стояли часы с маятником. Тиканье часов напоминало чеканный шаг батальона марширующих солдат. Постепенно оно утихало, как будто батальон отдалялся. Когда звук полностью исчез, этот мужчина внезапно осознал, что должен кое-что сделать – и принялся убивать. Свою жену он ударил ножом одиннадцать раз.
818 Согласно моим последующим исследованиям, именно погибшая женщина была в первую очередь виновата в случившемся. Она состояла в религиозной секте, члены которой считали всех, кто не молится с ними заодно, чужаками и детьми дьявола, а себя причисляли к святым. Эта женщина передала зло, которое крылось в ней (передала, быть может, бессознательно, но факт остается фактом) своему мужу, убедила его в том, что он плох, тогда как она непременно спасется, и внушила ему в подсознание преступный инстинкт. Характерно, что при каждом ударе муж повторял изречение из Библии, которое лучше всего указывает на происхождение его враждебности.
819 В человеческой душе происходит гораздо больше преступлений, наблюдается куда больше жестокости и ужаса, чем во внешнем мире. Душа преступника, проявляющаяся в его поступках, нередко позволяет заглянуть в глубочайшие психологические процессы человечества в целом. Порой оказывается поистине поразительным, какую подоплеку имеют убийства и как, собственно, люди берутся за действия, которые в другое время и по собственной воле они никогда бы не совершили.
820 Однажды некий пекарь отправился на воскресную прогулку. Следующее, что он увидел, когда очнулся, – что сидит в камере в полицейском участке со скованными руками и ногами. От неожиданности он решил, что спит и видит сон, – и, конечно, понятия не имел, почему его заперли. Между