В тот же день пришла весточка от Биго. Он писал, что не терял времени. Дэвид отправился в путь к оттава, и вместе с ним – один из самых надежных гонцов интенданта. Черный Охотник тоже ушел – очевидно, чтобы отнести англичанам добытые сведения. Интендант кончал письмо уверением, что все кончится хорошо, и просил ее не терять надежды.

Но для Анны неожиданный отъезд Дэвида оказался слишком большим ударом. Не надежда, а страх снова овладел всем ее существом. С бесконечной тоской перечитывала она письмо Биго, который уверял ее, что к тому времени, когда Дэвид вернется, с Черным Охотником будет покончено, притом таким тихим манером, что об этом никто не узнает.

Анна ждала. Проходили дни и недели, а от Дэвида Рока не было ни слова. Прошло Рождество, тяжелое, хмурое и тоскливое. Много событий разыгралось за это время – событий, чреватых последствиями для всего мира. В январе 1755 года Водрёй стал губернатором Новой Франции; в его Генеральном штабе было заготовлено место для Дэвида Рока – когда он вернется.

– Когда он вернется, – часто шептала Анна Сен-Дени, просыпаясь темной ночью.

Мало-помалу с легкой руки Биго и его сподвижников по городу поползли зловещие слухи. «Среди нас водятся предатели и шпионы», – передавалось из уст в уста. Предательство! Это слово вызывало улыбку на губах месье Лобиньера и его Honnêtes Gens, но простонародье, которое не разбиралось в событиях, готовилось к расправе над преступниками.

Закон гласил, что предательство должно караться смертью, и Водрёй, новый губернатор, старался напоминать об этом на каждом шагу.

Что касается Биго, то он хранил молчание. Интендант не переставал повторять Анне Сен-Дени, что ведет непрерывную работу за искоренение предательства в Новой Франции, чтобы успокоить народ.

Наступили короткие, темные февральские дни, следом из диких лесов в город ворвался март. Двадцать второго марта разыгралась страшная буря; ветер с глухим гулом бился о ставни и окна, вызывая дрожь в теле Анны Сен-Дени, лежавшей в своей постели в монастыре.

Днем она снова была у Биго, и тот сильно напугал ее. Он напоминал человека, которого мучает лихорадка, и выглядел так, будто пытался что-то скрывать – о Дэвиде. Интендант гладил волосы Анны, целовал их, а минуту спустя молил о прощении. Девушка покинула его, нисколько не сомневаясь в том, что он скрывает от нее последние новости о Дэвиде. Биго сильно изменился, он как будто потерял последнюю надежду.

Лежа в своей постели без сна, она прислушивалась к ветру, бушевавшему за окнами. Вот мимо прошел ночной сторож, выкликавший часы. Его голос с трудом пробивался сквозь бурю.

Наконец Анна уснула, но вскоре проснулась и села на кровати. Очевидно, ветер утих, и в тишине, наступившей в городе, отчетливо раздавался стук палки сторожа по каменным плитам. Какое-то злое предчувствие сжало сердце девушки. Внезапно она услышала голос:

– Три часа. Предатель пойман! Да благословит Господь Новую Францию! Смерть предателям!

Глухой крик вырвался из груди Анны. Сторож остановился прямо под ее окнами и торжественно выкрикивал слова:

– Предатель пойман! Смерть предателям! Да спасет Господь Новую Францию!

Третий, четвертый раз доносился до нее этот голос, от которого ужас охватывал душу и кровь стыла в жилах.

Пойман предатель!

Анна засветила свечу и посмотрела на себя в зеркало. Ее лицо было мертвенно-бледным. Казалось, жизнь совершенно покинула ее – только в глазах горел яркий огонь.

Не спеша, почти бессознательно она стала одеваться. Скоро ночной сторож снова пройдет под ее окнами. Она должна успеть…

Вскоре она услышала шаги, однако в этот раз не за окном, а в коридоре. В ее дверь постучались, и вошла настоятельница, матушка Мэри. Она была изумлена, увидев Анну одетой, и сделала попытку улыбнуться, словно таким образом могла избавить себя от необходимости пересказывать новость, с которой явилась.

Стараясь говорить возможно спокойнее, она обратилась к Анне:

– Месье Биго, интендант Новой Франции, прервал наш сон требованием, в котором мы не могли ему отказать. Он просит тебя, дитя мое, приехать немедленно во дворец по делу, касающемуся государства. Но объясни мне, моя девочка, почему ты одета?

– Потому что, матушка…

Больше Анна ничего не сказала. Вместе с сестрой Эстер она вышла и спустилась на улицу, где их дожидалась карета. Когда обе девушки сели в нее и по обледеневшим улицам помчались к дворцу, до слуха Анны снова донесся жуткий выкрик:

– Предатель пойман! Смерть предателю! Да спасет Господь Новую Францию!

Глава XXI

Франсуа Биго дожидался в своих роскошных покоях. Вместе с ним находился маркиз Водрёй, губернатор Новой Франции. У дверей стоял секретарь интенданта Дешено, на лице которого застыло какое-то кошачье выражение, – ему приятно было сознавать, что любовные дела его господина приняли удачный оборот.

Водрёй, такой же выхоленный, как и всегда, в своем великолепном парике из волос, снятых с головы английской женщины, ничем не обнаруживал, что в эту ночь еще не ложился спать. Вместе с получением губернаторского поста в нем с еще большей силой взыграли амбиции и алчность. Он стал до того напыщен, словно после короля был первым человеком в Новом Свете. Он уже рисовал себе в воображении роскошь, которой превзойдет Фонтенбло и даже Версаль[31], а Биго, хорошо изучивший его слабые стороны, старался еще больше распалить его воображение, чтобы использовать маркиза Водрёя в собственных целях.

Лицо интенданта носило все признаки бессонницы и душевных мук. Это было делом искусных рук Дешено, который картинно взъерошил волосы своего господина, нарисовал у него на лбу несколько глубоких морщин и местами положил белила на и без того бледное лицо Биго. И при взгляде на интенданта создавалось впечатление, что он ни на минуту не прилег в эту ночь и переживает душевную агонию.

Одним словом, Биго был готов принять Анну. И даже Водрёй, глядя на него, был восхищен изумительным актерством интенданта.

– Я говорил вам, Франсуа, что все образуется, – сказал он. – Ваша маленькая Анна уже находится на пути во дворец.

– Да, я знаю, – тихо сказал Биго.

– В таком случае чего еще можно требовать? Игра почти закончена. Я подарил вам прелестную голубку, Франсуа.

– Да, невероятно прелестную, – смеясь, ответил Биго. – Знайте, Водрёй, что у меня есть и для вас сюрприз; когда настанет время, я расскажу, о чем просил для вас у мадам Помпадур. Сегодня и завтра вам предстоит закончить последний акт нашей комедии, а потом придется заняться капитаном Робино.

– Вы думаете, что он осмелится… – начал было Водрёй, лицо которого нахмурилось, что случалось крайне редко.

– Возможно, – прервал его Биго. – Когда он узнает, к чему идет дело, он, пожалуй, предпочтет…

– …умереть как джентльмен? – в свою очередь, прервал его Водрёй. – Ну что ж, нам нетрудно будет удовлетворить его желание, Франсуа. – Маркиз стал быстро перебирать большими пальцами рук на своем брюшке. – Я одолжил капитану Талону еще десять тысяч франков, и он готов драться на дуэли с кем угодно, когда бы мы этого ни потребовали. Он ненавидит капитана Робино и с удовольствием всадит ему пулю в сердце.

– Черт возьми! – воскликнул Биго, на этот раз с искренним восхищением в голосе. – Вы иногда пугаете меня, Водрёй, вашей способностью устранять с пути любые препятствия. Если Робино вызовет во мне подозрение, я немедленно дам вам знать. Одного выстрела Талона хватит, чтобы навсегда успокоить его совесть.

Он проводил маркиза до дверей, затем выпроводил Дешено и вернулся в комнату. Анну проведут через другую дверь. Вскоре здесь разыграется последний акт его эпической любовной драмы. Он должен остаться полубогом в глазах этой девушки. Возможно, его победа над Анной произойдет даже раньше, чем он ожидал. Впрочем, Биго постарался отогнать эту мысль, чтобы девушка не заметила ее на лице интенданта.

Невольно ему вспомнилась