– Террористки прилетели в аэропорт Домодедово рейсом изМахачкалы, – начал он.

– С ними еще двое мужчин было, – тут же встрялВетер.

Но Ворон не дал себя перебить.

– Это не суть важно. Они прилетели, и сотрудники отделамилиции что-то заподозрили, забрали у них паспорта и передали одному капитанумилиции, оперуполномоченному по борьбе с терроризмом. Этот капитан должен былих досмотреть и проверить на предмет возможной причастности к терактам. Акапитан взял и отпустил их без всякой проверки.

– Как же так? – заволновался Камень. –Почему? Как он мог так поступить?

Ветер молчал, Ворон тоже смущенно отвернулся. Точного ответани тот, ни другой не знали.

– Ну, что вы молчите? – бушевал Камень. –Столько горя, столько слез, такие страшные трагедии – и вы не можете мнесказать, как так получилось? Почему капитан их отпустил? По халатности? Или ониему денег дали? Или запугали чем-нибудь? Ведь была же реальная возможностьпредотвратить трагедию! Господи! Ну что за люди эти люди!!! Нет, никогда я ихне пойму. Никогда.

И снова между заснеженными елями повисла тишина. Каменьискренне горевал о прерванных жизнях, легковесный Ветер терпеливо ждалпродолжения рассказа, а Ворон собирался с мужеством, чтобы провернуть заранеезапланированный маневр с удалением Ветра.

– Я… это… – он откашлялся, – покину васненадолго, ладно? Мне тут надо по делам слетать.

– Куда это? – недовольно вскинулся Ветер. – Асериал?

– Я скоро вернусь, мне правда очень надо. Я белочкеобещал помочь кору собрать.

И Ворон ловко вспорхнул с ветки, не дожидаясь уговоровостаться.

Вернулся он через четверть часа, и вид у него былвстревоженный и испуганный.

– Ветер, там тучи какие-то про тебя спрашивают, –сообщил он прерывистым от волнения голосом.

– Где? – заволновался Ветер. – В какойстороне?

– С юга идут. Злые, как черти, черные, тяжелые, и,по-моему, они молнию с собой тащат, во всяком случае, у них там что-топосверкивает и погромыхивает.

– Черт! – завопил Ветер, подбираясь и готовясь крывку. – Они меня и здесь нашли! Ироды! Всё, пацаны, я полетел, непоминайте лихом. Если про меня спросят – не выдавайте. Меня здесь не было, игде я – вы не знаете.

– Не выдадим, – дружно пообещали Камень и Ворон.

Друзья долго смотрели вслед товарищу и вздыхали, Камень –искренне и печально, а Ворон – притворно, радуясь и хваля себя засообразительность. Эк он ловко придумал, как избавиться от лишних ушей!

Ему не терпелось продолжить разговор, но Камень все молчал,грустил и ни о чем не спрашивал.

– Ну вот, значит, Вадим погиб, – не выдержалВорон.

– Да, – меланхолично отозвался Камень. – Жальего. Молодой мужчина, женился, ребенок родился, и вдруг такое… Жене, наверное,очень тяжело. Все-таки когда человек долго болеет, у его близких есть времяморально подготовиться, заранее свыкнуться с мыслью о том, что его может нестать в любой момент. А когда вот так, внезапно… Нет, что ни говори, а этострашная трагедия.

– Я что хотел сказать-то… Помнишь, я уговаривал тебясделать так, чтобы Вадим с Лелей познакомились.

– Конечно, помню.

– Так вот я теперь думаю, что я, наверное, был не прав.

– А я тебе еще тогда говорил, что ты не прав. Ничегонельзя менять в человеческих жизнях. Люди сами хозяева своих судеб, и мы невправе ими распоряжаться.

– Нет, я про другое. Понимаешь, я сейчас подумал, чтоесли бы ты сделал, как я просил, то теперь Леля потеряла бы любимого и осталасьвдовой. Представляешь, какой кошмар? Мало Любе и Родиславу всяких переживаний,так еще и это! И вообще, Леля такая хрупкая, такая чувствительная, она бы этогоне пережила. Как подумаю, что она могла бы в этой трагедии потерять мужа, такпрямо озноб пробивает. А так живет себе девушка спокойно в своей Англии и горяне знает. Правда же так лучше?

– Не знаю, – усмехнулся Камень.

– Чего ты не знаешь? – изумился Ворон. – Тысчитаешь, что было бы лучше, если бы она пережила такую драму?

– Зато она узнала бы, что такое настоящаялюбовь, – заметил Камень. – Она бы пережила прекрасные, незабываемыечасы и дни, она была бы счастлива, и ей в старости было бы что вспомнить.

– Но она пережила бы и страшное горе! Как ты можешьжелать ей такого?! Ты – бездушное холодное существо, в тебе нет ни каплисочувствия! – закричал Ворон.

– Не повышай на меня голос, – строго ответилКамень. – У нас с тобой широко распространенная среди людей дилемма – чтолучше: не знать любви, но не знать и боли утраты, или узнать эту боль, но затоузнать и высшее счастье. Насколько я знаю, споры до сих пор ведутся. И моесочувствие тут совершенно ни при чем.

– А ты сам как считаешь? – поинтересовался Ворон.

– Я считаю, что лучше все знать, чем не знать. Потомучто знание – сила. Переживание счастья само по себе ценно, а переживание болизакаляет душу и делает ее мудрее и сильнее. Так что лучше иметь, чем не иметь.

– Тогда ты должен был согласиться с тем, что Леле иВадиму надо познакомиться! А ты сопротивлялся!

– Я сопротивлялся по другой причине, – терпеливообъяснил Камень. – Я не имею права управлять их жизнями. Уж как сложилось– так сложилось. Наше дело – смотреть и обсуждать. Мы можем даже попереживатьза них, всплакнуть, если есть над чем, порадоваться, посмеяться, но ни в коемслучае не должны ничего менять. Послушай, дружок, мне скучно в тысячный развозвращаться к этой теме, она у меня уже в зубах навязла.

– Извини, – виновато пробормотал Ворон, – номне было важно поговорить с тобой насчет того, что лучше: любить и потерять илине терять, но и не любить. Меня этот вопрос мучает. Мне хочется для людейдушевного покоя и счастья, а что-то никак не получается. Какие-то у них законыжизни такие мудреные, что я не могу к ним приспособиться. Видишь, я хотел, каклучше для Лели, а теперь выходит, что так было бы только хуже, хотя ты меняуверяешь, что было бы хорошо. Я запутался, – удрученно призналсяон. – Наверное, я тоже в людях ничего не понимаю.

– Ну и не страшно, – успокоил друга Камень. –Мы с тобой не люди, мы – Вечные, поэтому совершенно естественно, что мы чего-тоне понимаем. Вон люди тоже мало что понимают в жизни пчел и дельфинов, столькостолетий изучают – и все разобраться до конца не могут. Мы с тобой другдруга-то не всегда понимаем, хотя вроде бы одинаковые, и люди друг друга непонимают. Не комплексуй. Давай лучше дальше смотреть.

* * *

Николай Дмитриевич Головин очень болезненно реагировал наинформацию о террористических актах. И не только потому, что беспокоился засвою семью. Сам факт проявлений терроризма на территории России вызывал в немгнев и ярость.