разбойника, главаря безжалостной шайки. Наэв, предательство, месть — и так по кругу. Давно пора сойти с ума — регинцы и считают его безумцем, и, наверное, правы.

Теор отшвырнул чашу, в который раз опустевшую, словно та больше всех была перед ним виновата. От вина начинало мутить, но он все еще был отвратительно трезв.

Ну вот. А теперь пора сны наяву сделать правдой.

Пока Гэрих был в лагере, пленников запирали в домах, но Эдар Монвульский нарушил его приказ. Велел на улице вбить крепкие столбы и намертво привязать к ним двоих оставшихся мужчин. Эдар охотно перебрался в освобожденный дом вместе с личной охраной, слугами и островитянкой Урсой для утех. Столбы были вбиты ровно на том месте, где стоял прежде Малый Каэ, словно в насмешку. Хотя регинцы едва ли понимали, что эта поляна символизирует для жителей деревни свободу. Перед Теором двое оставшихся тэру — Наэв и еще один намного моложе. Сын Тины знал его ребенком, но имени не вспомнил. Регинцы приготовились к интересному зрелищу.

Теперь только изгнанник разглядел, как мало осталось от двадцатилетнего Наэва, которого он помнил. Перед ним связанный человек, измученный ожиданием, не спавший боги знают сколько суток. Старый. Даже волосы местами уже побелели — а ведь Наэву чуть больше тридцати. Он молчит и смотрит в землю. Молчит и Теор, улыбаясь страшной улыбкой. Молодой пленник не выдержал первым:

— Что тебе надо?

Бывший тэру взглянул на него равнодушно:

— От тебя — ничего. Ты доживешь до казни в Ланде.

Наэв, помнится, всегда обладал терпением охотящейся кошки. Нарывался на ссору, но перед Выбранным Главарем всегда оказывался не он, а Теор виноват. И вот Теор стоит и ждет, хватит ли бывшему приятелю выдержки теперь. Задаст ли вопрос.

Не хватило.

— Что ты сделал с моими детьми, зверь?

“Зверь, значит. Что ж, бывший братец, добро пожаловать в ад”.

— Задушил! — рассмеялся изгнанник, и глаза вспыхнули безумием. — Как щенков паршивой шавки. Вот этими руками переломил шейки твоих мальчишек. А теперь спроси, что я сделал с твоей женой и дочкой, я расскажу.

Наэв почему-то не пытается вскочить, как Теор ожидал, наоборот, замирает. Прижимается к столбу, словно его пригвоздили колом в грудь. Срывающимся голосом произносит:

— Ты врешь…

— Что принести тебе в доказательство? Голову? Ручонку? Старшего или младшего? Ты же не ждал от меня милости! Мы друзьями не были, никогда — ты это сказал в лесу, — за волосы отдергивает назад голову связанного, будто собираясь перерезать горло. Достает кинжал, но лишь оставляет на шее Наэва кровящую полосу. Хохочет: — Думаешь, убью тебя теперь? Ну давай, проси убить. Знаешь, как сеньоры мстят тем, кого по-настоящему ненавидят? Выкалывают глаза и отпускают. И скитайся веки вечные по Регинии, как выброшенный пес!

Он отходит назад и видит, наконец, то, что хотел увидеть.

Как Наэв беспомощно рвется из веревок.

Как ломается и сдается, и умоляет сказать, что это ложь.

Теор повернулся и пошел прочь.

Он все знал про отчаяние — упиваться бы мыслью, что враг его испытает это чувство сполна. Торжество Теор ощущал, радость — нет. Наэв вдребезги разбил его жизнь, этого не исправить, можно лишь растоптать осколки.

Бывший островитянин не понимал, зачем понадобилось ему опережать события. Говорить раньше времени, что дети мертвы. Его шайка в Монланде чего только не творила, но собственноручно ему еще не приходилось убивать ребенка. Мог бы, конечно. Наэв, Гэрих и сам Теор в этом не сомневались. Молодой Герцог верил, что разбойник только и ждет удобного случая свернуть шеи его сыновьям. Морской дьявол подначивал его страх. А мальчишки Теора обожали, прибегали к нему, обходя любой запрет. Господам Ланда он казался упрямей мула, а мальчикам стоило лишь попросить вырезать им дудочку или рассказать про битву — и он охотно сдавался. Потому что только эти трое не смотрели на него, как на чудовище.

И Дельфина не видела в нем зверя, говоря: “Я знаю тебя”. Дельфина — единственный человек на Островах, который его не проклинает. Юродивая дурочка, что видит лишь свои мечты, верит тому, чему хочет верить. Она в доме Наэва, месть свершится на ее глазах.

Он резко тряхнул головой. Ему ли, безжалостному убийце, сомневаться?

Теор бегом преодолел расстояние до бывшего дома Наэва, вошел. Намерения читались на его лице, женщины резко вскочили. С кровати на него указала совсем юная женщина с перевязанной ногой, вскрикнула клекотом раненой чайки. Узнала? Теор не помнил ее в битве за деревню, а вот ей, похоже, было, что вспомнить. Перед дверью прямо под ногами у него оказался двухлетний малыш — он с любопытством уставился наверх, не ощущая опасности. Сын Наэва? А может, и нет. Теор до сих мало разглядывал пленников, демоны знают, сколько среди них детей и чьих. Или это уже не имеет значения? Тина меж тем метнулась вперед, отпихнула ребенка, встала между сыном и Тэрэссой:

— Пока я жива, ты их не тронешь!

Рядом с ней — и почти одного роста с коротышкой — встала старшая девочка Наэва. И даже монландка за их спинами вся подобралась для борьбы, прижала отчаянно вопящего младенца. По лицу было видно, что детей из ее рук выдрать можно только вместе с руками. Теора ее жалкая решимость забавляла. Нашел же Наэв, кем заменить Ану! Раненная пленница, наверное, не понимала, что делает, но попыталась сползти с кровати и тоже защищать малышей. Ее мягко удержала Дельфина. Сама же Дельфина — единственная, кто могла бы ему дать хоть какой-то ему отпор — плечом к плечу с другим не встала, даже не взглянула на бывшего близнеца. И он не решался поднять глаза на бывшую сестренку.

Теор не признал бы, что растерялся в час долгожданной мести. Что теперь? Меч вынимать или задушить, как обещал? Когда Тина выхватит кинжал и будет за чужих детей драться насмерть — ему, конечно, ничего не стоит ее оглушить. Но ударить собственную мать, уже старуху… Лучший из лучших против женщин, которых он сильнее втрое даже всех вместе. Настолько нелепо и мерзко это выглядело, что не верилось. “Вот сестренка и не верит…”.

Теор перевел взгляд на девочку, которая явно собиралась подкатиться ему под ноги, как только он сделает шаг. А потом — боги знают, на что она потом надеялась. Укусить? Вцепиться в волосы? В гениталии? Оружия у нее не было. Совсем малявка, но Остров Леса знает свое дело. “Значит, умрет первой…”, — решил он с сожалением, будто кто-то решал за него. Дочь Наэва, сомнений