“Я прошу у тебя чуда, Господин мой. Я прошу у тебя надежду”.

Остаток дня разбитое войско идет через лес в сторону Западного Берега. Идут разрозненными отрядами, многие отстали, и не сосчитать, велики ли потери. Нела намеренно потерялась, но некому ее хватиться.

— Вестник, Отец-Старейшина!

Один из тэру, переживших избиение в Зеленой Долине, — из шестисот выбралось меньше пятидесяти. Взгляд измученного человека так и вскипает при виде Старейшины, так и жжет невысказанным укором: “Разве это было необходимо???”.

— Теперь у тебя лишь две дочери, — кратко сообщает посланец, имея в виду двух самых младших на Острове Леса. Рисмары, что недолго пробыла Главарем, кудрявой Эльты, четырнадцатилетней Имы, прошедшей Посвящение этим летом, нет между выжившими. Гонцу и остаткам свиты хватает ума ненадолго оставить Арлига в одиночестве.

В Зеленой Долине оруженосец медлит, прежде, чем принести Гэриху Ландскому печальную весть, уже не первую за сегодня.

— Карэла нашли, господин. Он жив пока, но лекарь говорит, задето легкое…

Герцогиня Мада любит младшего брата, Гэрих всегда тепло относился к этому юноше, которому на поле боя уютней, чем среди придворных интриг. Луэса Норлитского Гэрих почетал почти, как отца. Дорого его войску дался успех. Хоронить убитых, кроме самых знатных, придется на земле Островов, и могилы будут осквернены, как только отчалит регинский флот.

Ив опять куда-то подевался, подле Молодого Герцога другой юноша, заменивший Рэна.

— Господин, разбойников видели поблизости. Они ждут возможности вернуться за ранеными. Благородный сеньор Даберт приказал своим людям оставаться на поле битвы всю ночь, чтобы любой живой разбойник достался только воронам.

Гэрих кивает молча и устало. До самого заката регинцы будут искать на поле битвы товарищей и добивать противников — едва ли разбойники найдут кого-то живым к ночи. Но они придут, и будут обходить воинов Даберта или биться с ними в темноте, и утром в Долине станет больше трупов. Островитяне никогда не бросают своих.

Армия Молодого Герцога оставалась в Зеленой Долине еще двое суток, слишком усталая, чтобы идти дальше. Пленных допросили и умертвили в день святого Фавентия, оставив солдатам лишь немногих женщин.

А чудо, о котором молилась Дельфина, все же произошло. Ночью, накануне праздника святого Фавентия, среди мертвой долины.

Алтима нет между теми, кого пронзили, зарубили, растоптали, кого найдут слишком поздно. То ли Меч Волн его хранит, то ли Алтимар, в честь которого он назван, — но Алтим из тех пятидесяти, что живы и вернулись помочь другим. Битва обошлась ему лишь в несколько легких ран. Он слишком молод, слишком измучен всем, что видел, и потому не считает пока, что повезло. Над телом каждого убитого друга Алтиму кажется, что боги смеются, а не милуют. Должно пройти лет двадцать, должны родиться и вырасти его дети, чтобы однажды по-настоящему ощутил: жизни могло и не быть.

Чудо настигает юношу, когда он и не надеялся уже найти кого-то живым. Груда тел шевелится и окликает его:

— Брат…

Голос женский, почти детский. Он шепотом уверяет тэру, что теперь-то все хорошо, стаскивает с нее трупы, отбрасывает сломанный лук. Видит сначала руку, судорожно сжавшую кинжал, потом ее — щуплую девочку-подростка, дождавшуюся спасения. Она в сознании, а, значит, помнит о самом главном:

— Ко мне можно прикасаться, брат. Я не ношу Белые Ленты. Еще не ношу, — признается она со стыдом. — Но я прошла Посвящение!

Она жадно припадает к воде из бычьего пузыря. Цепляясь за Алтима, бесшумно встает, говорит, что почти цела. Притворялась мертвой, обманула и врагов, и Мару. Где-то близко, словно вороны, перекликаются люди Даберта, не видят двоих, но преграждают им путь со всех сторон. Алтим поклялся, что вся регинская армия не отнимет у него чудо. Берет ее за руку в темноте:

— Не бойся, выберемся.

Она отвечает легко и уверенно:

— Нечего бояться. Вот Акулий Зуб, вот моя шея. Одно движение — и регинцы меня не поймают.

Алтим видел Иму прежде, но не узнает.

Скоро он всем Островам станет известен как человек, который спас дочь Старейшины.

Обломки

Тысячи песчинок, словно бисер, украшают мокрое тело Дельфины. Она лежит на берегу. Песок холоден осенью, Море иногда дотягивается и гладит ее руку. Море перепугано, переполнено, Море до смерти устало. Дельфина слышала регинскую легенду о потопе, когда вода захлестнула сушу. Жрецы Распятого Бога говорят, что так Он покарал людей за грехи. Островитянка гадает, может ли та высшая сила, которую регинцы называют Господом, а она делит на многих богов и богинь, — может ли эта сила устать? Не наказать, а просто не выдержать, как плотина? Сколько людей обращается к божеству со своими грехами, бедами, отчаянием! Есть ли у него предел?

Женщина думает о лодке. Многое в их истории неизвестно ей, она может лишь представлять, как лодка Теора подходила к Острову Обрядов. Это было в ночь после битвы в Зеленой Долине. Молодая Луна плескалась в воде, серебристо освещая Море. Дельфина видела из заточения ее свет, напоминавший цвет глаз ее брата. Она не знала еще, что Теор бежал от регинцев. И поражение в Зеленой Долине лишь предчувствовала — утром гонец принесет эту новость в лагерь. Лодка приближалась к пристани в полной тишине, и Остров Обрядов не показался изгнаннику более безлюдным, чем обычно. В лучшие времена посетитель встретил бы лишь Стражниц Ворот и одну из Мудрых, которая выслушала бы его благодарность или просьбу. Дельфина может лишь догадываться, сколько раз в детстве Теор обманывал внимание жен Алтимара и пробирался тайком, куда не следовало. О своих похождениях он рассказывал Наэву, а не сестре. Той ночью сын Тины вошел открыто, в мертвом Святилище не с кем было играть в прятки.

Теор шел по обломкам ритуального, мимо тайн, в которые не верил. Регинцы обшарили весь Остров. Грот Мары разве что, скрытый и не заметный в дебрях, не нашли. После нападения в Святилище два дня бушевал пожар. От роскошной зелени мало что осталось, да и то сохло и жухло под солнцем. А Теор раньше и не задумывался, что многоцветье Острова Обрядов держится не на магии, а на бережном уходе Жриц за растениями. Он злился больше, чем ожидал от себя. Не на регинцев даже — с богами Островов они поступили, как враги с врагами. Злился на Алтимара и гимн славы ему, что не умолкал перед Святилищем много веков. На Старух, что не отдали приказ бежать. На Стражниц Ворот, совсем