быть не могло. Даже амулет на шее тот, что Наэв носил.

Словно кинжал в спину, Теора настигла мысль: монландка слишком молода, чтобы быть матерью этой девочки! Он почувствовал, что задыхается. Не своим голосом приказал:

— Подойди.

И тогда, сбоку от себя, услышал голос Дельфины:

— Ана, милая, делай, как он велит.

За часы, минувшие со смерти Санды, Ана не произнесла и пяти слов, но совершенно преобразилась. До Посвящения она не имела права одеваться в женское, поэтому сегодня сняла мальчишеский наряд впервые. Взамен нашла лучшее из того, что не унесли регинцы, — рубаху Тэрэссы и нежно-зеленую шерстяную тунику матери. Волосы тщательно расчесала и украсила ожерельем из ракушек. Когда Тина спросила, для кого это она старается, для встречи с Алтимаром что ли, девочка (убедившись, что Тэрэсса спит), серьезно ответила: “Да”.

Ана очень смутно знала, кто такой Теор, но не удивилась, что он указал именно на нее. Сделала шаг вперед, остановилась перед ним. Он приказал:

— Назови свое имя, — хотя уже знал ответ.

— Ана, дочь Аны и Наэва.

Дети и взрослые в доме перестали существовать для изгнанника, осталась только девочка. Почему же она не боится?! Неужели, как Санда, верит, что ее судьба — лишь воля богов? Как верила в каждом рейде ее мать. Будь он проклят, Остров Леса! Растерянно и беспомощно Теор произнес:

— Ты не можешь быть ее дочерью! Ана была… светлой… совсем другой. А ты похожа на вороненка!

Девочка ответила отчетливо и без всякого выражения:

— Если б матушка была здесь, тебя бы настигла ее стрела.

— Да. Она не промахивалась…

— И я не промахнусь, когда лук добуду.

Теор наклонился к ней, тихо спросил:

— Тебе говорили, как она умерла? Я был там… случайно. Я отдал ее тело волнам. Просто… хотел тебе об этом рассказать.

Развернулся и выбежал, оставив потрясенных женщин. Стражи у двери пожали плечами: безумен, а Ана едва слышно повторила: “На вороненка???”

Ее дочь! Теору почему-то и в голову не приходило, что у Аны мог остаться ребенок. Что это меняет?

Убегая от самого себя, он метнулся в ближайшее строение — сарай с рухнувшей крышей. Прижался пылающим лицом к сырым деревянным стенам. Расправиться с мальчишками, а девочку не трогать? Дитя Аны, последняя память о ней. Голос демона внутри — удивительно похожий на голос Дельфины — напомнил: “Она и Наэва дитя. Пополам ее разрежешь?”. Ничего на свете предатель не боялся, кроме сомнений. Двенадцать лет вытравливал в себе любое чувство, кроме готовности идти до конца, колебания хуже пытки. Будь она проклята, девчонка!

Он резко оторвался от стены. Все, что было у Теора священного, — это память о любимой. Но к чему память, которая причиняет боль? Ана сама выбрала это ничтожество, этого труса, сама отвергла лучшего — и при жизни, и после смерти. Словно давая клятву, Теор произнес вслух: “Если б жива была — мне досталась бы силой”. Мир от его слов не рухнул, да он знал давно: мир удивительно прочен, любое зло и любое горе на себе носит. Дети Наэва не виноваты — а что плохого сделали Островам крестьяне с разоренного Побережья? Сколько таких неповинных на счету каждого из тэру, даже Дельфины! Острова сами когда-то приказали ему убивать, а жалеть запретили. Для себя разбойник давно решил, что совесть — она вроде женщины, и невинность теряет один раз. И кто потом укажет, где граница между злом дозволенным и зверством? Аны нет, но живет плод ее ошибки. “Скольким регинцам девочка придется по вкусу? У тебя на глазах, Наэв!”. Будто с кем-то споря, Теор возразил: “Но она же совсем дитя, даже Белых Лент еще не носит”. И рассмеялся: “А какое дело регинцам до этих белых тряпок? И монландка его сгодится для забавы. А потом принесу ему головы сыновей”. А почему же нет?! Теора, словно регинского дьявола, устали проклинать. Его совесть давным-давно шлюха, сбившаяся со счета, и у всех его врагов и союзников — не чище. Если боги и существуют, они не вмешаются, как не вмешивались никогда. Нет ему достойного противника, никто не остановит — так что же может ему помешать? Наэва он ненавидел так же сильно, как самого себя, и мстил сразу обоим.

Теор вышел наружу, сделал пару шагов к дому Наэва. И без всякой внятной причины замер, словно сама земля вцепилась в ноги: “Я знаю тебя…”. То ли камни, то ли Море — наверное, он и вправду с ума сходит или слишком давно не спал. “…лучше, чем ты сам себя знаешь…”. Эхо подхватывает: “…лучше…лучше…”. Как чужие, услышал свои мысли и намерения — и ужаснулся. Как впервые, увидел разоренную деревню, виселицы, регинское войско. Берег Чаек в руках заклятых врагов. Себя, готового растерзать все, что еще не уничтожено. Закрыл глаза, зажмурился. Открыл. Регинцы не исчезли. Теор отступил назад, как загнанный зверь, вжался в стену сарая.

— Что же я натворил?…

Чудо

Стена на холме трещит по швам. Грызет страх, берут свое усталость и потери. Сказывается и разница в вооружении, ведь рыцари прикрыты щитом от шеи лошади до бедра всадника, а щиты островитян меньше в половину. Гэрих бросает в бой то конных, то пеших, не давая тэру передышки, в то время как его воины могут перевести дух и сменить коней. И Гэриху, и Арлигу ясно, на чьей стороне перевес.

Позади мужчин, в относительной безопасности, Нела закрывает лицо руками:

— Больше не могу!

Плачется она Дэльфе, остальные не станут слушать. Дэльфа здесь, Меда и Виа здесь. А где же Сильвира? Подняв заплаканные глаза, Нела видит трех дочерей Арлига вокруг Отца-Старейшины, разговора не слышит, но все ясно по их лицам.

— Нет…

Лучницам просто сообщают, что Сильвиру заменит следующая по старшинству сестра Рисмара.

— Нас перебьют, — прижимается Нела к Дэльфе горячим лбом. — Я знаю, что перебьют…

Дельфина говорила ей, что страх — это просто желание жить, и стыдиться здесь нечего. Но она не смеет поднять глаза даже на Дэльфу, которая жалеет ее и рвется в бой. На Дэльфу, которая, как и Алтим, видела гибель родных и по-прежнему ничего не знает о матери и об Ирисе. Даже самой Дэльфе вряд ли ведомо, что она чувствует сейчас, кроме жажды рисковать головой.

— Рано или поздно нас рассеют и изрубят по частям, — говорит Арлиг помощникам, и голос его почти не выдает, что одной дочери больше нет. — Это только вопрос времени. Я вижу лишь один выход…

На противоположной