то же утро ко мне явился немецкий курьер, доставив большую сумму в рублях, переданных ему господином Брауном619, с просьбой поменять их на немецкие деньги, так как в Риге за них можно было получить больше, чем в Германии. Несмотря на мое несогласие взять их, он бросил на стол пакет, в котором было 40 тыс. рублей, со словами: «Я должен выполнить поручение и не могу терять время». Сразу после него появился профессор фон Соколовский620, который также остался со своей многочисленной семьей, и сообщил, что у него еще есть возможность немедленно отплыть на правительственном корабле. Но он был в большом замешательстве, потому что не располагал деньгами. Он пришел как нельзя кстати. Я дал ему деньги и попросил рассчитаться с господином Брауном, но он ни за что не хотел брать всю сумму. Я уговорил его взять 10 тыс. рублей и надеялся избавиться таким образом хотя бы от части денег. Остальное я поручил моему другу, который был сведущ в таких делах, поменять как можно скорее. Все оказалось напрасным, поскольку в тот же день большевики одержали верх над слабым ландесвером и вошли в Ригу621. Так что я получил все деньги обратно и вынужден был взять их на хранение, что не только было очень рискованно, но и сулило много сложностей.

Вступление большевиков в город мы наблюдали из окна. Дети стали свидетелями кошмарных сцен, а для меня было ужасным повторно попасть под власть этих людей. Сначала с рынков и из магазинов исчезли все продукты, которые до этих пор в Риге были в изобилии. Жизнь разом замерла, ужас и тревога охватили всех, за исключением тех, кто прокладывал здесь путь большевизму, надеясь получить такую свободу, которая позволит им достигнуть своих целей. Речь идет о тех людях в Латвии, которые хотели отомстить немецким помещикам и другим хозяевам. Конечно, нельзя обобщать, но это была худшая часть латвийского населения, которая надеялась, что, будучи прежде угнетенной, теперь получит преимущества. Но трудолюбивые, порядочные латыши с самого начала отвергли большевизм так же решительно, как и любой мало-мальски развитый человек отверг бы это так называемое правление. И в том, что сегодня англичане и американцы, повинуясь необходимости, приветствуют большевизм и считают его носителем культуры будущего, есть огромная ложь и беспринципность.

Большевизм в Риге ничем не отличался от того, что стал мне достаточно хорошо знаком еще в Москве. Все происходило по московскому образцу, но только значительно быстрее; несчастное население Риги и других латвийских городов переживало ужасные времена.

Кто знал этот прекрасный город еще с давних времен или видел его при немецкой оккупации, и представить себе не мог, с какой скоростью там все изменилось с приходом новых хозяев. Сразу угасла жизнь такого деятельного населения, снова стало слышно только об обысках в домах, арестах, расстрелах, высылках. Здесь царила та же мрачная безнадежная атмосфера, что и в Москве. Но описание этого я оставляю другим, а сейчас снова возвращусь к жизни, которую мы вынуждены были вести в советском раю.

Дети продолжали ходить в школу, но вместо серьезного обучения в основном оказывались втянутыми в политику. Дело дошло до того, что в школе, которую посещал Фриц, ему даже пришлось взять под свою защиту директора, поскольку он, несмотря на свою молодость, занимал должность в школьном совете. Жена, которая и в это время была способна на многое и постоянно находила способы прокормить нас, большую часть дня проводила в очередях за продуктами. Я начал работать у переплетчика Банделоу и регулярно посвящал этому целый день. По вечерам чаще всего читал детям вслух. В квартире, которую мы занимали, была большая библиотека. Когда дети уже были в кровати, начинались наши заботы о деньгах, которые приходилось прятать от возможных обысков в доме. Чего мы только не придумывали. Были изобретены самые удивительные тайники, которые в серьезных случаях, наверное, были бы бесполезны, и занимались мы этим до глубокой ночи.

Верными друзьями для нас в это время были господин и госпожа Пиранц, которые помогли нам в некоторых делах. Так, благодаря их помощи я, наконец, смог избавиться от денег, которые беспокоили меня все больше и больше. Мы договорились, что закопаем его ценности и наши капиталы в подвале его дома. Мы положили все в жестяную коробку и темной ночью спустились в подвал. Он был мощеный, мы взломали пол, вырыли глубокую яму и поместили туда коробку. Затем мы все засыпали, заново зацементировали, а сверху сложили дрова и уголь, хранившиеся в подвале. После этого я почувствовал огромное облегчение, но, к сожалению, ненадолго, потому что через некоторое время он пришел ко мне и рассказал, что в доме друзей были проведены обыски, в ходе которых пол подвала был вскрыт. Он говорил, что у него нет ни минуты покоя и что нам обязательно нужно снова выкопать спрятанное. Так что мы принялись за работу, опять вскрыли пол, и домой я вернулся со своей банкой и новыми заботами. У меня в Риге был старый хороший друг, который также раньше работал в «Вогау и К°» в Москве. С ним я поделился своими проблемами и отдал ему пакет с деньгами на хранение, пообещав вознаграждение. Он закопал пакет в золу в полуразрушенной печи обветшалого нежилого садового домика, в котором не было ни окон, ни дверей, на большом садовом участке по ту сторону Даугавы. Сверток, никак не охраняемый, пролежал там все время правления большевиков незамеченным. В течение нескольких недель нам приходилось спать в нашей квартире на полу, так как пришел приказ освободить все дома на нашей улице. Жильцов должны были переселить на заброшенный остров, где были одни руины. Поскольку нас не должны были заметить снаружи, мы покинули передние комнаты и устроились в маленьких задних. Все это было сносно, пока в воскресенье я не пошел в церковь, вернее, в помещение под церковью, где проповедовали пасторы – настоящие мученики, а сама церковь служила клубом для солдат и большевиков. Когда мы вышли на улицу после проповеди, меня догнал полицейский патруль. Потребовали рабочее удостоверение.

У меня было только написанное моей рукой удостоверение, что я служу рабочим в переплетной мастерской. Этого было недостаточно, и меня взяли под стражу и увели в полицию. В полицейском участке уже собралась толпа таких же товарищей по несчастью. Жену и Морица, которые были со мной, внутрь не пустили. Через некоторое время все присутствующие были отправлены в Военное министерство. Жена в величайшем волнении последовала