Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глазницах и раскрытой пасти серебряной драконьей головы на его перстне вдруг вспыхнул красный свет. Мгновение — и сияющим вихрем он вырвался наружу, на лету принимая форму полупрозрачного шестидюймового дракона. Раскрыв крылья и вытянув длинную шею, дракон, словно стрела, уже несся к мишени…
Бах!
Голова дракона вошла в оранжевый круг мишени, как нож в масло, и застряла там. Красненькие полупрозрачные крылышки нервно трепыхались, а длинный хвост хлестал по сияющему диску.
— «Апельсин»! — восхищенно воскликнула Мила.
— Твоя очередь, — приглашая ее на свое место, сказал Гарик.
Мила подняла руку и, не мудрствуя лукаво, нацелилась в белый кружочек в самом центре мишени.
— Оживи! — воскликнула она.
Произошло в точности то же самое, что и с перстнем Гарика. Драконья морда на перстне засветилась красным, и через секунду наружу вылетел маленький дракончик. Воинственно выпустив из крохотных ноздрей струи красного дыма, он вытянул шею и рванул к мишени.
Мила точно видела, что ее дракон летит в самый центр мишени, однако на полпути он вдруг изменил траекторию…
Бах!
…и воткнулся головой в крайний круг диска.
— «Говя-я-ядина», — разочарованно протянула Мила.
— Я же говорил, драконы любят мясо, — подойдя к ней ближе, сказал Гарик. — Они же хищники: телят, овец с полей воруют. А вот к эскимо они равнодушны.
— Но если они летят, куда им хочется, то как тогда можно попасть в сильные зоны? — с недоумением спросила Мила.
— Недостаточно просто направлять дракона. Его нужно или заставить, или обхитрить, — сказал Гарик.
Мила нахмурила брови и задумчиво хмыкнула.
— Продолжим?
Они выпускали драконов еще по три раза. Дважды Гарик попал в «апельсин», один раз — в «салат». Мила все три раза угодила в «мясо». По сравнению с ее первым броском прогресс был налицо.
— Хм, по-моему, ты балуешь своих драконов, — сказал Гарик.
— Я просто не знаю, как заставить их лететь, куда мне надо, — поникнув, ответила Мила. — А как ты это делаешь?
Он вскинул брови.
— А разве тебе будет интересно просто повторить за мной? Неужели не хочется самой что-нибудь придумать?
— Хочется, — буркнула Мила. — Выпускай дракона, сейчас твоя очередь.
Гарик снова попал в «апельсин». Теперь у него было четыреста пятьдесят четыре очка. Ему достаточно было один раз попасть в «эскимо», чтобы выиграть. У Милы же было всего двадцать два очка.
Она встала лицом к мишени и подняла руку, раздумывая, как ей обмануть шестидюймового дракончика, большого ценителя мясных блюд. Ей пришло в голову, что будь она Берти или Фимкой Берманом, уже бы легко справилась с этой задачей — вот кто имел склонность к ловкачествам. И вдруг в голове само собой вспыхнуло любимое жульническое заклинание Фимки.
Улыбнувшись, Мила прицелилась и воскликнула:
— Оживи!
Красный дракончик вылетел из серебряной драконьей головы перстня. Наставив на мишень карбункул, она прошептала:
— Фигли Мигли цвет!
И тотчас цвета диска поменялись местами: крайний круг стал белым, а центральный — коричневым. Учуяв, что «говядина» теперь прямо по курсу, дракончик и думать забыл о смене траектории. Когда он был к мишени уже чересчур близко, чтобы в очередной раз проделать свой любимый трюк, Мила буквально в последнюю секунду прошептала:
— Фигли Шали цвет!
Цвета диска мгновенно вернулись на свои места, и красный дракончик воткнулся четко в белый круг по центру.
— Есть! — ликующе воскликнула Мила, запрыгав на месте. — «Эскимо»! Я попала! Попала!
Теперь у нее было двести двадцать пять очков. Она по-прежнему сильно уступала Гарику и уже не надеялась победить, но довольна была и тем, что хоть раз смогла заработать максимальное количество очков. Выпуская дракона следом за ней, Гарик попал в «салат». Игра продолжалась. Следом за первой удачей Милы последовала и вторая. С помощью того же трюка она снова попала в «эскимо». Теперь у Гарика было пятьсот четыре очка, а у нее — четыреста двадцать восемь.
Когда Гарик снова направил перстень в сторону мишени, Мила была уверена, что ей больше не придется выпускать дракона. Ему достаточно было попасть в «апельсин», чтобы выиграть. Однако к ее удивлению, в этот раз дракон Гарика, летящий прямо в «эскимо», на полдороге резко свернул с курса и угодил в «мясо».
— Неудачный бросок, — посетовал Гарик, недовольно качая головой и отходя в сторону. — С кем не бывает…
Мила проводила его подозрительным взглядом, но уже секунду спустя полностью переключилась на свою следующую попытку.
Направив руку в сторону мишени, она в точности повторила прием, сработавший уже дважды. В этот раз ей показалось, что дракончик успел дернуться в сторону, но цвета на диске уже поменялись местами, и шестидюймовая «стрела» вернулась на прежнюю траекторию. За миг до столкновения Мила вернула все, как было, и дракончик благополучно воткнулся в «эскимо».
— Я выиграла! — воскликнула Мила, бросаясь к Гарику.
Он засмеялся и, подхватив ее на руки, закружил на месте. Когда схлынула первая эйфория от победы, Мила вдруг вспомнила последний бросок Гарика.
— Стой! — воскликнула она.
Он послушался, но опускать ее на землю не спешил.
— Ты ведь поддался, — нахмурившись, заявила она. — Ну, признай.
— Клевета! — с видом оскорбленной добродетели заявил он и тоже нахмурился. — Ты честно выиграла.
Мила покачала головой.
— He-а, ты поддался.
И вдруг засмеялась.
— Нет! Ты честно выиграла! — упрямо воскликнул он и снова закружил ее.
— Обманщик! — смеясь, крикнула Мила.
Сейчас, когда Гарик вот так вот кружил ее и они оба хохотали как дети, ей казалось, что это самый счастливый день в ее жизни.
Он вдруг опустил ее на землю.
— Знаешь что, Мила Рудик?.. — оживленно воскликнул Гарик, словно собирался побороться с ней и прямо сейчас взять реванш, но вместо этого вдруг запнулся, посмотрел на нее спокойно, без улыбки, и как-то очень просто, будто ничего естественнее и быть не могло, сказал: — Я люблю тебя — вот что.
Мила подумала, что должна ответить, но она просто смотрела на него и молчала. Ей казалось, что до тех пор, пока она не сказала этих слов, у нее еще есть возможность повернуть назад. Ретироваться и убедить себя в том, что на самом деле ничего и не было, а все это ей только приснилось: время, которое она провела с Гариком; то, как он подшучивал над ней, учил ее, а иногда смотрел на нее таким взглядом, что она забывала дышать, — все это был сон, мираж, фантом.