Кейт вернулась с кухни, когда он еще только дочитывал статьюиз «Трибюн». Он только сейчас заметил, что на ней рыжевато-коричневые джинсы изеленый свитер под цвет глаз, с вырезом лодочкой, то и дело норовившим обнажитьплечи. Длинные волнистые волосы и мягко покачивающиеся на ходу бедра придавалией вид женственный, величественный и одновременно неотразимо сексуальный.

– Помню, как ты тряслась от страха, что не сможешь управлятьрестораном, – заметил Митчел, кивнув в сторону статьи, – но взгляни только,чего добилась!

– Первые несколько месяцев я натворила дел и наверняка бысдалась, если бы не Дэнни. Я должна была добиться всего ради нас обоих, –пояснила она, прежде чем повести его в ближайшую к входу часть ресторана.

Они прошли мимо стола метрдотеля, Кейт щелкнулавыключателем, и мягкий свет озарил стильный вестибюль с резной стойкой бара,занимавшей две стены. Несмотря на размеры, помещение было очень уютным.

– Я попросила Тони принести ужин сюда, – бросила она находу.

Направляясь к бару, Митчел неожиданно вспомнил, как онавыглядела за столом на вилле во время ужина при свечах у моря. Теперь, глядя нанее, он понял, почему в ту ночь она казалась такой хладнокровной и уверенной всебе.

Кейт украдкой наблюдала, как он осматривается. Поверитьневозможно, что Митчел стоит всего в нескольких футах от нее! День, начавшийсяжутким кошмаром, заканчивался как лучший в ее жизни: что бы ни сказал Митчел,отныне он навсегда останется частью жизни ее сына. Он успел снять наверхугалстук и пиджак, закатать рукава и расстегнуть верхние пуговицы рубашки. Акогда повесил пиджак на спинку стула, Кейт вдруг вспомнилась та ночь на вилле вАнгилье, когда Митчел тоже повесил пиджак на стул, а потом ушел в такой спешке,что совсем про него забыл.

В желудке что-то судорожно сжалось. В голове теснилисьнеприятные, болезненные вопросы. Вопросы, которые ей не хотелось задавать,ответы на которые не хотелось слышать... а если бы и услышала, скорее всего,просто не поверила бы. Очевидно, ради них самих будет лучше тщательно избегатьвсяких споров, обсуждений, напоминаний и взаимных обвинений. Пусть, если хочет,сорвет на ней злость за то, что скрыла существование Дэнни, но на все остальноеналожен запрет.

Кейт была готова придерживаться своего решения и заставитьМитчела последовать своему примеру. А если это окажется невозможным, онасделает вид, будто ничего особенного не произошло, и убедит его в этом.

Предположив, что ответ на следующий вопрос будетположительным, Кейт зашла за стойку бара.

– Хочешь выпить?

– Да, – кивнул Митчел, рассматривая ее в зеркале.

Кейт помнила, что он пил водку, и поэтому автоматическипотянулась к самой дорогой марке, но тут же отдернула руку в запоздалой попыткене думать о прошлом. Оглянувшись, она вежливо осведомилась:

– Что будешь пить?

Он пригвоздил ее мрачным взглядом:

– Можно подумать, ты не знаешь?

Кейт снова повернулась к полкам.

– Очевидно, ты по-прежнему предпочитаешь водку, – сухозаключила она.

– А ты по-прежнему очень красива.

Пальцы Кейт застыли на горлышке бутылки. Немного погодя онаосторожно сняла бутылку с полки и потянулась к стакану.

– Я не подозревала, что ты считаешь меня красивой.

– Черта с два!

Кейт отлично понимала, что красивой ее назвать трудно, влучшем случае – яркой, и то из-за рыжих волос. И если не считать комплимента ееножкам в ту ночь, когда они отправились в казино, Митчел никогда некомментировал ее внешность... Нет, неправда! В постели он осыпал ее нежнымисловами, превозносил до небес, когда гладил и ласкал...

Дойдя до этого места в своих размышлениях, Кейт твердозапретила себе думать о таких глупостях, выбросила их из головы и насыпала льдав стакан, после чего налила себе бокал красного вина и обернулась ксобеседнику.

– Давай поговорим о Дэнни, – предложила она с чересчуржизнерадостной улыбкой и, выйдя из-за стойки, кивнула на два маленькихдиванчика с темно-красной обивкой, стоявших по обе стороны овальногококтейльного столика.

Митчел последовал за ней. Она поставила его стакан и положилабумажную салфетку перед одним из диванчиков, а сама подошла к другому иуселась, подобрав ноги. Митчел положил ногу на ногу и сделал первый глоток.

– Что бы ты хотел узнать о Дэнни? – продолжила она, кактолько он попытался поставить стакан.

Но у Митчела уже сложился собственный план разговора, и онне собирался позволить ей отвлекать его вопросами. Однако прежде чем начать, ондействительно хотел кое-что спросить о Дэнни.

– Сегодня в спальне он болтал без умолку, а потом вдругзамолчал и уставился на меня, словно не мог выговорить ни слова, хотя старалсяизо всех сил.

– А завтра, – добавила Кейт, – он полностью перейдет на своюдетскую тарабарщину, и ты не сможешь понять ни единого слова. А если чересчурразволнуется, вообще может онеметь, и будет смотреть на тебя в немом отчаянии.Если это случится в твоем присутствии, тихо скажи: «Дорогой, вспомни, сколькослов ты знаешь».

– И это поможет?

– Очень часто помогает.

– Может, у него какая-то проблема с речью?

– О нет, он настоящий оратор, – заверила Кейт. – Просто егоречевые способности опережают возможности мозга переводить его мысли в слова.Кроме того, у него превосходная координация. Это он унаследовал от тебя вместес внешностью и даром усваивать языки.

Митчел положил руку на спинку дивана и небрежно осведомился:

– А чей у него характер?

– Твой, – не задумываясь, ответила Кейт.

– Какое облегчение. Отныне я не боюсь вложить стакан в егоруку.

Его намеренное напоминание об их стычке на благотворительномвечере притушило улыбку Кейт.

– Пожалуйста, не нужно, – предупредила она. – Все это вдалеком прошлом, и та вода давно утекла.

– Вероятно, ты права, но хотя бы из-за Дэнни мы не можем обэтом умалчивать. Просто попробуем войти в эту воду, вместо того чтобы пытатьсядруг друга утопить.

– Что же именно ты предлагаешь?

– Честность и сдержанность.

Кейт в настороженном молчании смотрела на него.

– Тогда я начну первым, – вызвался Митчел и, дождавшисьлегкого кивка, добавил: – Хорошо, тогда начнем. Ты не сообщила мне о своейбеременности по двум причинам: мой отказ иметь детей от бывшей жены и моеобращение с тобой во время нашей последней встречи. О первом мы поговоримпозже. Насчет второго... я готов извиниться за свое непростительное поведение изаверить, что такого больше не повторится.