– Сейчас полдень; через сорок пять минут явыезжаю. К этому времени на моем столе должна лежать ясная и лаконичная речь, вотпечатанном виде. Если вы на это не способны, в «Подиуме» вам делать нечего.Это все.

Я поставила рекорд в беге на высоких каблукахи, еще даже не добравшись до своей комнаты, вытащила мобильник. Руки у менятряслись, не знаю, как я набрала номер Брижит, но это произошло. Ответила однаиз ее ассистенток.

– Мне нужна Брижит! – завопила я,поперхнувшись этим именем. – Где она? Где она? Она мне нужна! Сейчас же!

На мгновение воцарилось молчание.

– Андреа? Это вы?

– Да, это я, и мне нужна Брижит. Это срочно,где она сейчас?

– Она на показе, но вы не волнуйтесь, у неевсегда при себе сотовый телефон. Вы в гостинице? Я сейчас же скажу ей, чтобыона вам перезвонила.

Телефон зазвонил уже через несколько секунд,но мне показалось, что прошла целая вечность.

– Андреа, – у нее был очень милый французскийакцент, – что случилось, дорогая? Моник сказала, ты в истерике.

– В истерике? Так она права, я в истерике!Брижит, как ты могла так со мной поступить? Ваше отделение занималосьподготовкой этого чертового обеда, и никто даже не потрудился сказать мне, чтоей не только присудили награду, но она будет еще и произносить речь!

– Андреа, успокойся, я уверена, мы говорили…

– И я должна эту речь написать! Ты слышишьменя? У меня, черт возьми, сорок пять минут, чтобы написать речь сблагодарностью за награду, о которой я ничего не знаю, на языке, которым я невладею. Иначе со мной покончено. Что мне делать?

– Андреа, не переживай так, я тебе сейчаспомогу. Во-первых, церемония вручения состоится там же, в «Ритце», в одном изсалонов…

– Что? В каком салуне? – У меня еще не быловремени осмотреться, но я была вполне уверена, что в местах, подобных этому, небывает пивных.

– Это по-французски, а вы как их называете?Гостиная, зал? В общем, ей надо будет только спуститься. Устроитель –Французский совет моды, эта парижская организация постоянно проводит вручениево время показов, потому что все всегда бывают в городе. «Подиуму» присудилинаграду в номинации «Широта освещения темы». Это, в общем, не бог весть что,почти формальность.

– Хорошо, по крайней мере теперь я знаю, зачто награда. И что мне писать? Может, ты будешь диктовать по-английски, а я даммсье Рено, чтобы он перевел? Начинай, я готова. – Голос у меня немного окреп,но я даже не могла как следует держать ручку. От голода, усталости, только чтопережитой нервной встряски или всего, вместе взятого, почтовая бумага «Ритца»расплывалась у меня перед глазами.

– Андреа, тебе снова повезло.

– Да неужели? Я что-то не очень это чувствую.

– Подобные мероприятия всегда проводятся наанглийском. Так что в переводе нет нужды. Ну что, начнем, ты взяла ручку?

И она принялась диктовать, а я – записывать наудивление ясные, отточенные фразы, которые сами, безо всяких усилий, лились изее рта. Когда я повесила трубку и принялась печатать речь со скоростьюшестьдесят слов в минуту (быстро печатать я научилась еще в старших классах, итолько это мне потом и пригодилось), я сообразила, что на то, чтобы еепрочитать, у Миранды уйдет две, от силы три минуты. У меня как раз оставалосьвремя, чтобы глотнуть «Пеллегрино» и съесть несколько ягод клубники, которуюкто-то догадался оставить в моем мини-баре. Если бы только у них хватилосообразительности оставить чизбургер, подумала я. Тут я вспомнила, что где-то вмоих чемоданах спрятана упаковка «Твикса», но на поиски уже не было времени. Стех пор как я получила боевое задание, прошло сорок минут. Время пожинатьлавры.

Уже другая, но такая же испуганная горничнаяоткрыла мне дверь и проводила в гостиную. Мне, по всей видимости, следовалоостаться стоять, но кожаные брюки, которые были на мне целый день, будтоприклеились к ногам, а ремешки босоножек, не доставлявшие особых неприятностейв самолете, теперь превратились в лезвия, безжалостно впившиеся в кожу. Ярешила присесть на диван, но в тот момент, когда мои колени согнулись, аягодицы ощутили под собой подушку, дверь ее спальни распахнулась. Я вскочила наноги.

– Где моя речь? – без всякого выраженияспросила она. По пятам за ней шла еще одна горничная – она держала сережку,которую Миранда забыла надеть. – Вы подготовили ее, не так ли? – На ней былодин из классических костюмов от Шанель (воротник-шалька с меховой оторочкой) иожерелье из необычайно крупного жемчуга.

– Разумеется, – гордо ответила я, – надеюсь,это подойдет.

Я направилась к ней, поскольку она непотрудилась сделать это сама, но, прежде чем я подала ей бумагу, Мирандавыхватила ее у меня из рук. Ее глаза забегали по листку, а я даже не сразузаметила, что затаила дыхание.

– Неплохо. Это неплохо. Ничего сногсшибательного,но сойдет. Идемте. – Она повесила на плечо подобранную в тон костюму сумочку отШанель.

– Простите?

– Я сказала, идемте. Эта дурацкая церемонияначнется через пятнадцать минут, и, если повезет, через двадцать нас там уже небудет. Ненавижу подобные мероприятия.

Не было времени размышлять над этими «идемте»и «нас»: само собой разумелось, что я должна была сопровождать ее. Я взглянулана свои кожаные брюки и приталенный пиджак и решила, что, если она не возражаетпротив такой формы одежды (а нет никаких сомнений, что если бы она возражала,то тут же довела бы это до моего сведения), тогда какая мне, собственно,разница. Там наверняка будет много таких, как я, секретарей, заботливоопекающих своих начальниц, и, конечно, никто из них не обратит ни малейшеговнимания, во что я одета. «Салон» был именно таким, каким его описала Брижит:обычный обеденный зал с двумя дюжинами круглых столов и небольшой сценой стрибуной. Вместе с другим обслуживающим персоналом я стояла в глубине зала,прислонившись к стене, и смотрела, как президент совета демонстрируетскучнейший, зануднейший видеоклип о том, как мода определяет всю нашу жизнь.Прошло полчаса, к микрофону подходили все новые и новые люди, и не была ещевручена ни одна награда, но армия официантов принялась разносить салаты ибокалы с вином. Я с опаской покосилась на Миранду – на лице у нее было написанокрайнее раздражение – и попыталась спрятаться за декоративное деревце. Не знаюуж, сколько я простояла с закрытыми глазами, но мало-помалу шейные мышцырасслабились, голова начала клониться на грудь – и тут я услышала ее голос.