– Ан-дре-а! У меня нет времени на весь этотвздор! – громко прошипела она – достаточно громко, чтобы трещотки за соседнимстоликом навострили уши. – Меня никто не предупреждал об этом вручении, и ясейчас совсем не в настроении. Я ухожу. – Она развернулась и стремительнонаправилась к двери.

Я, спотыкаясь, поспешила за ней, но решилавоздержаться от того, чтобы схватить ее за плечо.

– Миранда! Миранда! – Она не обращала на меняникакого внимания. – Миранда! А кто же примет награду «Подиума»? – шептала я,пытаясь сохранять спокойствие, но так, чтобы она меня услышала.

Она круто повернулась и уставилась на меня.

– Вы думаете, мне есть до этого дело? Идите исами ее принимайте. – И не успела я вымолвить слово, как ее и след простыл.

О Боже! Это неправда. Сейчас я проснусь всвоей собственной – не шикарной, не королевской – самой обычной кровати ипойму, что весь этот проклятый день – да чего там, весь этот проклятый год –были всего-навсего изощренным ночным кошмаром. Не может быть, чтобы эта женщинаи вправду рассчитывала, что я, младший секретарь, взойду сейчас на эту сцену истану получать награду за заслуги «Подиума» в модной индустрии. Я с надеждойоглядела зал: может, здесь есть еще кто-нибудь из «Подиума»? Никого. Я тяжелоопустилась на стул и попыталась привести в порядок мятущиеся мысли. ПозвонитьЭмили или Брижит, попросить совета? Или просто уйти? Ее, похоже, эта награда неслишком волнует. В трубке раздался гудок (я решила-таки позвонить Брижит –надеялась, что она незамедлительно прибудет сюда и сама получит эту чертовунаграду), – и тут я услышала: «…с благодарностью отдаем должное американскому„Подиуму“ и той широте и профессионализму, с какими его сотрудники знакомятамериканскую публику со всем происходящим в мире моды. Давайте жепоприветствуем всемирно известного редактора, истинную богиню модной индустриимиз Миранду Пристли!»

Зал взорвался аплодисментами, и сердце моеостановилось. Не было времени думать, проклинать Брижит за то, что она все этодопустила, проклинать Миранду за то, что она удрала и свалила получение наградына меня, не было времени проклинать себя за то, что я придавала такое значениеэтой своей ненавистной работе. Ноги сами несли меня к сцене: левой-правой,левой-правой, три ступеньки вверх, вроде бы пока все в порядке. Если бы я небыла до такой степени потрясена, я бы обратила внимание, что бодрыеаплодисменты уступили место напряженному молчанию: зал пытался сообразить, ктоя такая. Но я ничего не замечала. Напротив, какая-то высшая сила заставила меняулыбнуться, я приняла почетный знак из рук сурового на вид президента иположила награду на трибуну. Только тут я подняла голову и увидела сотниустремленных на меня глаз – любопытных, изучающих, удивленных. Я поняла, чтопропала.

Думаю, я стояла так не большедесяти-пятнадцати секунд, но тишина была такой полной, такой подавляющей, что ярешила, будто уже умерла. Не было слышно ни звука: не стучали столовые приборы,не звенели бокалы. Никто не спрашивал у соседа, кто это стоит на сцене вместоМиранды Пристли, – они просто смотрели на меня. Бежали секунды, и я былавынуждена заговорить. Я не помнила ни слова из той речи, которую Брижитнадиктовала мне час назад, поэтому пришлось справляться своими силами.

– Здравствуйте, – начала я, и собственныйголос показался мне ужасно громким. Я не знала, из-за микрофона ли это илиоттого, что у меня кровь прилила к голове, но голос дрожал как заячий хвост. –Меня зовут Андреа Сакс, я секретарь… э… я работаю в «Подиуме». К сожалению,Миранда… э… мисс Пристли… вышла на минутку, но я имею честь принять эту наградуот ее имени. Ну и конечно, от имени всего «Подиума». Спасибо вам… э… – я никакне могла припомнить ни названия организации, ни имени ее президента, – всем заэту честь. Я знаю, что выражу мнение всех своих коллег, если скажу, что мыочень польщены.

Ну что за идиотка! И вот так я экала изаикалась, пока не заметила, что публика начала хихикать. Оборвав свою речь наполуслове, я спустилась со сцены со всем достоинством, на какое только быласпособна, и лишь у самого выхода вспомнила, что забыла почетный знак. Какая-тодевушка из организаторов догнала меня в вестибюле, где я сгорала от стыда, иподала его мне. Я подождала, пока она уйдет, и попросила одного из уборщиковвыбросить знак. Он пожал плечами и сунул его в пакет для мусора.

Ну что за стерва! Я слишком разозлилась ислишком устала, чтобы придумать для нее какое-нибудь более оригинальноеругательство, да и новые способы покончить с ней как-то не приходили в голову.Мобильник заверещал, и, зная, что это она, я отключила звонок и потребовала уженщины-администратора порцию джин-тоника.

– Пожалуйста, пусть кто-нибудь принесет, побыстрее,пожалуйста.

Женщина посмотрела на меня и кивнула. Яопустошила бокал двумя глотками и потащилась наверх – узнать, что ей надо. Шелпервый день моего пребывания в Париже, было всего два часа дня, а мне ужехотелось умереть. Вот только смерть не входила в программу.

– Номер Миранды Пристли, – ответила я изсвоего нового парижского офиса. Мой четырехчасовой блаженный отдых, призванныйзаменить собой нормальный ночной сон, был грубо прерван в шесть утрапронзительным верещанием телефона: звонила одна из секретарш Карла Лагерфельда.Очень скоро я имела удовольствие заметить, что все абоненты, звонящие Миранде,автоматически переводятся на мою линию. Было похоже, что весь город и егоокрестности знают о приезде Миранды и о том, где она остановилась, так что стех пор, как я переступила порог своей комнаты, мой телефон звонил непереставая. Я уж не говорю о том, что на автоответчике было оставлено чуть лине три десятка сообщений.

– Привет, это я. Как там Миранда? Всенормально? Ничего не случилось? Где она, почему ты не с ней?

– Привет, Эм! Спасибо, что позвонила. Ты-токак себя чувствуешь?

– Что? А, я? Я нормально. Небольшая слабость,но уже лучше. Пустяки. Как она?

– Да, я тоже хорошо себя чувствую, спасибо,что спросила. Перелет, конечно, был достаточно утомительный, и мне никак неудается поспать больше двадцати минут, потому что телефон звонит не переставая,и вряд ли ему это надоест, и… да! Я произнесла речь экспромтом – то естьсначала написала экспромтом, а потом произнесла… народу, правда, хотелосьпослушать Миранду, но они этого не заслужили. В общем, выставила себя круглойидиоткой и чуть не заработала инфаркт миокарда… но в остальном – ха! – востальном все круто.

– Андреа! Не придуривайся! Я же правдабеспокоюсь. У нас было мало времени на подготовку, и если что-нибудь пойдет нетак, ты же знаешь, что она свалит всю вину на меня.

– Эмили, не обижайся, пожалуйста, но я сейчасне могу с тобой разговаривать. Не могу, и все тут.