Когда Миранда наконец ушла, я инстинктивнопотянулась к телефону, чтобы позвонить Алексу и поплакаться о том, какой у менябыл ужасный день. Я уже почти набрала его номер и тут только вспомнила, что мырешили сделать перерыв. До меня вдруг дошло, что это будет первый день за целыхтри года, когда мы с ним не поговорим. Я сидела с мобильником в руке, тупоуставившись на сообщение, которое он прислал только вчера и в котором написал«люблю», и думала, не совершила ли я ужасную ошибку, согласившись на этот«перерыв». Я снова набрала номер, на этот раз твердо намереваясь сказать ему,что нам надо поговорить, выяснить, что с нами происходит, и решив признать своюдолю ответственности за то, что наши отношения зашли в тупик. Но прежде чем втрубке раздался гудок, возле меня уже стояла Стеф, вооруженная до зубов всеминеобходимыми для поездки в Париж аксессуарами и донельзя взвинченная только чтосостоявшимся отбором. У нее были сумки и туфли, ремни и драгоценности, чулки исолнечные очки, и я оставила в покое телефон и постаралась сосредоточиться наее инструкциях.

Казалось бы, семичасовой перелет туристическимклассом, когда тело заковано в узкие кожаные брюки, плетеные босоножки иприталенный пиджак, не может доставить большого удовольствия. Как бы не так.Для меня это были семь самых блаженных часов. Поскольку мы с Мирандойодновременно находились в воздухе – только она летела из Милана, а я изНью-Йорка, – получалось, что я попала в ту единственную ситуацию, когда она немогла до меня дозвониться. Единственный благословенный день, когда моянедосягаемость не была моей виной.

По причинам, мне не ясным, родители невыказали ожидаемого восторга, когда я позвонила им и рассказала о предстоящейпоездке.

– Вот как? – спросила мама тем своим особеннымтоном, который подразумевал намного больше, чем эти два коротеньких слова. –Так ты едешь в Париж? Сейчас?

– Что значит «сейчас»?

– Ну, просто теперь не самое подходящее время,чтобы лететь в Европу, – неопределенно ответила она, хотя я чувствовала, чтокомплекс вины еврейской матери уже готов лавиной обрушиться на мою беднуюголову.

– Почему это? А когда будет подходящее?

– Не расстраивайся так, Энди, просто мы давнотебя не видели. Мы не жалуемся, ведь мы с папой понимаем, как много времени утебя отнимает работа, – но разве ты не хочешь хотя бы взглянуть на своегоплемянника? Ему уже почти месяц, а ты его еще ни разу не видела!

– Не заставляй меня чувствовать себявиноватой. Мне страшно хочется посмотреть на Айзека, но у меня просто…

– Ты же знаешь, мы с папой можем сами купитьтебе билет до Хьюстона.

– Да ты мне это уже сто раз говорила! Я знаюэто и очень вам благодарна, но дело не в деньгах. Я никак не могу оставитьработу, не могу просто сорваться и приехать, даже на выходные. А ты думаешь,стоит лететь через всю страну только для того, чтобы в субботу утром Мирандапозвонила и велела привезти из химчистки свои вещи? Ты этого хочешь?

– Конечно, нет, Энди, просто я думала – мыдумали, – что ты сможешь поехать в следующие несколько недель, раз уж Мирандасобирается во Францию и все такое… И если бы ты поехала, тогда бы и мы с папойпоехали. А теперь ты летишь в Париж.

По ее голосу я поняла, что она на самом делехочет сказать: «Ты летишь в Париж и пренебрегаешь своими семейнымиобязанностями».

– Мамочка, дай-ка я тебе все как следуетобъясню. Я еду не в отпуск. Не я предпочла лететь в Париж, вместо того чтобыпосмотреть на своего новорожденного племянника. Это вовсе не мое решение, и тызнаешь это, только почему-то не хочешь понять. Дело обстоит так: либо через тридня я еду с Мирандой в Париж, либо меня уволят. Можешь ты предложить что-тотретье? Если да, то мне было бы очень интересно послушать что.

Она помедлила, а потом сказала:

– Нет, солнышко, конечно, нет. Мы всепонимаем. Я только надеюсь – надеюсь, что ты довольна тем, как всескладывается.

– Что ты этим хочешь сказать? – процедила я.

– Да ничего, ничего, – заторопилась мама, –ничего, кроме того, что мы с папой надеемся, что ты счастлива. И ведь похоже,что ты, хм… делаешь успехи. У тебя все в порядке?

Я немного смягчилась, потому что она,несомненно, старалась изо всех сил.

– Да, мамочка, все замечательно. Мне вовсе нехочется ехать в Париж, это будет сущий ад, работать придется двадцать четыречаса в сутки. Но год подходит к концу, скоро весь этот кошмар будет позади.

– Я знаю, милочка, я знаю, что это был трудныйгод. Я только надеюсь, что все для тебя закончится удачно. Вот и все.

– Я тоже на это рассчитываю.

Мы простились очень тепло, но у меня осталосьотчетливое ощущение, что родители во мне разочарованы.

Таможенный досмотр в парижском аэропорту сталнастоящим кошмаром, зато сразу по выходе я увидела элегантного водителя,размахивающего табличкой с моим именем; одной рукой открыв передо мной дверьавтомобиля, другой он протянул мне сотовый телефон.

– Мисс Пристли просила, чтобы вы позвонили ейпо прибытии. Я взял на себя смелость ввести в память телефона номер ее отеля.Она в апартаментах Коко Шанель.

– Гм… ладно. Спасибо. Пожалуй, я позвоню прямосейчас. – Я вполне могла бы этого и не говорить.

Но не успела я нажать хотя бы одну кнопку, кактелефон заверещал и экранчик озарился тревожным красным светом. Если бы тольководитель не смотрел на меня так выжидательно, я отключила бы звонок ипритворилась, что ничего не замечаю, но у меня было отчетливое ощущение: онприставлен специально, чтобы следить за мной. Что-то в его взгляде говориломне, что не в моих интересах не услышать этот звонок.

– Алло? Это Андреа Сакс, – проговорила ясугубо профессиональным тоном, в душе ни на йоту не сомневаясь, что звонит некто иной, как Миранда.

– Ан-дре-а! Сколько времени показывают вашичасы?

Что это, какой-то подвох? Прелюдия к тому,чтобы отругать меня за опоздание?

– Сейчас посмотрю. Вообще-то на них пятьпятнадцать, но я еще не перевела на парижское время. Значит, сейчас должно бытьодиннадцать пятнадцать утра, – бодро объявила я, надеясь начать наше великоепутешествие на мажорной ноте.

– Благодарю вас за все эти ненужныеподробности, Ан-дре-а. А могу я узнать, чем конкретно вы занимались последниетридцать пять минут?

– Дело в том, что посадку несколько задержали,а потом мне еще надо было…