где мы работали вместе: в главных ролях у него сыграли Тихонов, Полищук, Табаков. Фильм очень прилично сделан, правда, тема «сталинских репрессий» прозвучала весьма конъюнктурно, впрочем, в конце 80-х это было повальное увлечение – клеймить тоталитаризм. Я подумал тогда: ну что ж, такие взгляды у человека, спорить с Володей не стал, вполне искренне поздравил с хорошей работой.

Встречались мы потом нечасто, иногда созванивались, пересекались в ресторане Дома кино, как-то, помню, сидели, обсуждали перестроечные баталии – Горбачёва, Ельцина, сошлись на том, что перестройка приведёт страну к полному краху, и уже не помню, как перескочили на другую тему, хотя и вполне созвучную эпохе, – Володя стал мне рассказывать, что на «Мосфильме» действует масонская ложа, стал приводить примеры, называть конкретные фамилии, в основном из съёмочной группы Абдрашитова. История выглядела вполне убедительно, Кучинский поведал, как и его тоже хотели вовлечь в подпольную организацию, как поначалу посылали ему тайные знаки, а потом и напрямую поинтересовались: «Ты с нами?» Я слушал его, удивляясь происходящему на моей родной киностудии, а вечером пересказал наш разговор Вере, которая с присущим ей здравомыслием прокомментировала: «Это ерунда какая-то!»

И буквально на следующий день мы опять с Володей пересеклись, и снова он заговорил о масонах на «Мосфильме», а я смотрю на него и понимаю: шизофрения. Ничего я ему не сказал, а вечером позвонил его жене:

– Слушай, Наташа, ты бы показала Володю психиатру…

– Да ну что вы, Владимир Валентинович…

– Я тебя прошу, пожалуйста, покажи его врачу, не в открытую, конечно, пусть специалист на него посмотрит…

Через день раздался звонок от Кучинского:

– Значит, из-за всего, что я тебе рассказал, ты меня посчитал сумасшедшим?

Я понял, что Наташа решила не следовать моим советам, и ответил Володе:

– Знаешь, разбирайтесь сами…

У них с Наташей к тому времени родился ребёнок – второй Володин сын (старший был от первого брака). Как я потом догадался, его сыновья были названы в честь Тарковского: одного Володя нарёк Арсением, другого Андреем. Помню, я очень удивился, когда узнал, насколько почитает Андрея Арсеньевича мой старый товарищ, доселе никогда не выказывавший в общении со мной этого пристрастия.

После истории с масонами и последующего за ней телефонного разговора я потерял Кучинского из виду, а когда мы снова пересеклись в ресторане Дома кино, выяснилось, что за прошедшее время его политические предпочтения изменились диаметрально. Я, как обычно, заговорил о политике, о перестройке, которая ведёт нас в пропасть, а Володя уже совсем не ругал перестройку, а наоборот, видел в ней спасение для страны. Озадаченный такими переменами, я спросил:

– Подожди, Володя, мы вроде с тобой не так уж давно общались, и ты придерживался иных взглядов…

– Ну что ты удивляешься – жизнь-то меняется.

И тут я сообразил: «Значит, всё-таки его подлечили и даже внушили позитивные мысли…»

Говорю:

– Ты знаешь, я тебя совсем не понимаю и принять твоей позиции не могу.

Разрыв произошёл, что называется, на почве политических разногласий. Я встал и ушёл, говорить нам было не о чём.

В 1994 году Кучинский снял кино под названием «Хоровод», и Саша Литвинов передал мне от него приглашение на премьеру. Отказываться неудобно, да и вообще любопытно посмотреть, что снял коллега, и я отправился смотреть новый Володин фильм. Это был бред сумасшедшего.

Наконец-то Кучинский смог освободиться от моего тлетворного влияния и заговорить языком авторского кино. Среди сценаристов значился Георгий Бурков, хотя он умер в 1990-м, а значит, сценарий создавался каким-то причудливым образом. Ещё один соавтор «Хоровода» – Володя Гуркин, который ещё и отметился ролью злобного энкавэдэшника, символизирующего грехи тоталитаризма. Ещё в фильме сыграли Маша Голубкина, Ваня Охлобыстин, Сергей Маковецкий… Новая картина Кучинского отличалась ложной многозначительностью, содержала множество загадочных аллюзий, таинственных символов и, разумеется, была глубоко антисоветской.

После сеанса я, опустив глаза, пролепетал создателю картины: «Интересно, интересно…» И постарался как можно скорее уйти с презентации. Отношения у нас не восстановились, хотя Володя, наверное, на это рассчитывал. Мы всё дальше расходились в своих взглядах на кино, политических предпочтениях, да и вообще выпивать с ним я опасался, мало ли как подействует на Володю спиртное. Мне хватило истории с масонами, хотя и раньше в поддатом состоянии Володя мог вести себя неадекватно. Помню, как-то обмывали мою новую машину, и Кучинский пристал: дай, мол, порулить. Сели в «Волгу», а он как газанёт. Я смотрю, его развезло совсем, кричу: «Стой, хватит!», а он только раззадоривается. Помню, меня страшно возмутил этот случай, слава богу, что ещё никого не сбили…

Пару лет мы с Кучинским не виделись, какие-то обрывочные сведения о нём доходили через Сашу Литвинова, который продолжал с Володей общаться. В апреле 1996-го Саша мне предложил съездить к Кучинскому в гости. Тот написал сценарий, хотел его нам прочитать, и я бы не согласился, но фильм планировался к запуску на нашей студии «Жанр», так что пришлось ехать. Кучинский жил недалеко от меня, на Ленинградке; мы с Литвиновым приехали, а у Володи уже сидел парень, довольно молодой, где-то под сорок, как выяснилось, оператор его предыдущего фильма Александр Шумович – он специально приехал в Москву из Киева, чтобы послушать сценарий и обсудить предстоящую работу. Наташа Монева тоже была дома, но в разговорах наших участия не принимала.

Расположились на кухне, Володя читал сценарий, то и дело подливая коньяк себе в рюмку. Я не пил, потому что приехал на машине, а слушать сочинение Кучинского на трезвую голову оказалось мучительно. Жанр намечающегося фильма можно было определить поговоркой: «Бой в Крыму, всё в дыму, ничего не видно…» Нам презентовалось нечто из разряда элитарного кино, напрочь лишённого каких-либо мотиваций и логики, впрочем, задачи быть понятным автор перед собой явно не ставил. Кто, чего, кому, для чего – какая разница? Зачем задумываться о формальной стороне, когда художник идёт по стопам великого Тарковского? Другое дело, что создаёт он карикатуру на своего кумира, но и это вопрос вкуса, личных предпочтений…

И вот дошло до обсуждения. Литвинов уклонился от дискуссии, парень из Киева помалкивал – он вообще, кажется, за весь вечер не проронил ни слова, а я постарался проявить максимум дипломатичности, надеясь поскорее откланяться. Разговор получался фальшивым, вдаваться в детали замысла было совершенно бесполезно, и я стал закруглять беседу, объяснив, что мне пора домой.

– Посиди ещё! – сказал Володя. – Ну чего торопиться? Мы с тобой как-то в последнее время совсем не общаемся…

И такой он весь раздобревший, добродушный, что пришлось посидеть ещё, но вежливость вежливостью, а пора собираться. Уже когда я оказался возле вешалки, заметил из коридора Володю, он был в комнате, стоял на стуле – что-то доставал с верхней полки шкафа, а когда заметил меня, закрыл ящик, как мне показалось, смутившись, и разочарованным тоном сказал:

– Ну что, всё-таки уходишь?

– Поздно уже, в следующий раз подольше посидим, – ответил я дежурными фразами.

– Жаль, – вздохнул Володя, – так толком и не поговорили…

Литвинов тоже решил уходить вместе со мной, мы попрощались с хозяином, спустились к машине, я довёз Сашу до дому и отправился к себе, а утром мне позвонил Литвинов с вопросом:

– Владимир Валентинович, вы знаете, что произошло?

– О чём ты?..

– Мы с вами ушли, а Кучинский достал с антресолей охотничье ружье, пошёл на кухню, там к нему спиной сидел этот парень из Киева, а напротив – Наташа. Володя приставил к затылку парня ружьё, выстрелил, тот упал, обливаясь кровью. Он убил его наповал.

Потом в милиции мне показывали фотографии, и я сказал, что это ошибка: парень из Киева был в белой рубашке, а этот в чёрной, на что мне ответили, что это белая рубашка, просто она почернела от крови.

Когда Кучинский убил этого несчастного, он взял на мушку жену и сказал: «Ну, рассказывай, что у тебя с ним было».

Наташа пыталась успокоить мужа, но он продолжал держать её на мушке, и только к утру, когда хмель понемногу сошёл, он вдруг сказал: «Господи, кажется, я совершил нечто ужасное…» Он послал её в магазин за спиртным, Наташа смогла выйти из квартиры и вызвала милицию. Когда она вернулась домой уже вместе с милиционерами, Кучинский был мёртв – застрелился.

Уверен, ружьё было заготовлено для меня, и Наташа потом говорила, что пока Володя держал её на прицеле, то кроме всего прочего сказал: «Жаль, Меньшов ушёл, я бы с ним разобрался…»

Если бы я засиделся на кухне подольше, он успел бы вернуться из комнаты и пальнуть. Ещё несколько секунд, и мы бы не разминулись. Если бы Володя к моменту моего появления в коридоре достал с антресолей ружьё и слез со стула, он бы