– Не помню, – слабо покачала головой Агния Михайловна,сдвигая платок с лица. – Как за Сашенькой побежала – помню. Потом вижу, за нейидет мужчина, вижу – ударил он ее, навалился сверху… А дальше ничего не помню.Кричала я вроде бы…

– Громко кричишь, Михайловна, – одобрительно сказалСоловьев. – И бегаешь быстро. И это очень хорошо, потому что я уж совсем былопримерился на этого разбойника свою авоську обрушить, а тут как раз тыподоспела со своим поленом. Полену-то ничего, а вот моей авоське худо пришлосьбы…

Александра повела глазами. На снегу валялась коричневаяматерчатая сумка, из которой торчали горлышки пивных бутылок.

Она устало покачала головой. Ох, Соловьев, Соловьев! А какже бронхит?!

Соловьев проследил за ее взглядом – и резко поскучнел,наверное, тоже вспомнив о своем бронхите и озаботившись состоянием здоровья.

– Ну, я пошел, что ли? – сказал хрипло, поднимая сумку иделая некую попытку спрятать ее за спину. – До свиданьица!

– Как это – пошел? – Агния Михайловна, наконец, справилась сшубкой и толком завязала платок. – Какое может быть до свиданьица?! В милициюэтого-то надо! Ах ты тварь черномазая, ах ты нечисть! – Она с силой пнулаповерженного врага под ребро.

Тот слабо застонал и повернулся на бок.

– Живой, что ли? – разочарованно протянул Соловьев. – Эх,мало ты ему, Михайловна… А ведь и правда – черный!

Александра с содроганием уставилась на лежащего. При слове«черный» вдруг вспомнился вежливый африканец с его аллергией на «пульсия»,однако перед ней был никакой не чернокожий, а просто человек, как принятовыражаться, кавказской национальности: смуглый, горбоносый, с худым лицом,которое почему-то показалось Александре знакомым.

Да ведь это тот самый «сын гор», который пытался втиснутьсявслед за ней в переполненный 27-й! Ну да, она сошла с трамвая, вспомнив, чтозабыла кассеты для Агнии Михайловны, а «сын гор» вроде бы остался стоять наостановке… Странно, что они снова встретились в Высоково и он избрал именноАлександру объектом грабежа.

Странно? А не хватит ли быть наивной дурочкой? Вовсе неслучайно они «встретились». Наверняка этот тип выслеживал ее. То-то целое утробыло ощущение, что позади, обочь, вокруг мелькает какая-то тень, Александрабеспрестанно чувствовала присутствие постороннего, и вот, стоило ей остатьсяодной на пустынной улице, он напал! И если б не Агния…

– А вы почему за мной побежали, Агния Михайловна? – спросилаона, с любовью глядя в заплаканные глаза, окруженные потеками черной туши.

– Да как же? – всплеснула та руками. – Да что ж ты мне несказала, что сестра твоя… Я как увидела ее на экране, меня за сердце так ивзяло: нету этой девочки в живых! Я такое сразу чую, ко мне ведь специальнолюди приходят, у кого родственники без вести пропали, чтоб узнать, живойчеловек или помер уже. И сразу вспомнила, как Наденька-покойница продевушку-бегунью рассказывала, а ты тогда вся побелела… Господи, думаю, беднаяСашенька, сколько вытерпела в одиночку, да еще я с этими кассетами ее мучила.Ну и подхватилась, и побежала. – Она порывисто обняла ошеломленную Александру.– Смотрю, а этот абрек… Чего ему от тебя нужно было, а, Сашенька?

Александра качнула головой, не столько показывая: не знаю,мол, – сколько пытаясь отогнать внезапно вспыхнувшую догадку.

Абрек… Точно так же говорил там, в подвале, «оператор»:абрек!

И вдруг порывисто, словно боясь передумать, она засучилаправый рукав тесноватой кожаной куртки нападавшего. Клетчатая рубаха, надетаяпод курткой, показалась знакомой до того, что рот Александры наполнилсякисловатой слюной от отвращения. Обрывая пуговку, вздернула манжету – иобмерла, увидев повыше запястья уродливый расплывчатый шрам.

* * *

Он не сбежал, а слетел с лестницы, словно за ним кто-то гнался.Вернее сказать, он сам гнался. И если повезет…

Выскочил, шарахнул дверью подъезда – и на мгновение ослеп отвлажной, студеной темноты. Замер, напрягая зрение.

Да неужели опоздал? Неужели этот мерзавец уже смылся?

Нет… Он не мог ошибиться: этим человеком, неуклонно, какдень – на пути ночи, возникающим на его пути, владело еще что-то, кроме тяги ктой же самой женщине, к которой судьба невольно притянула и его самого. Сейчас,пытаясь хоть что-то различить в шевелении темных, замерзших ветвей, он вдругподумал, что эта женщина сама на себя навлекла беду. Для нее было сделано все,что возможно, милосердного, хотя старик с самого начала считал, что от неелучше избавиться. Но она начала задавать вопросы и хоть еще пока не наткнуласьна очевидные ответы, еще слепо бродила меж них, он не сомневался: недалека таминута, когда у Александры откроются глаза на ту несообразицу нелепостей,которые ему удалось нагородить вокруг нее за последнее время. Ее сестра такничего и не поняла, не успела. Ей повезло…

Глаза, наконец, привыкли к темноте, и теперь он точно могсказать, что двор пуст. Ему так показалось полчаса назад, когда, подъехав кдому, он внимательно осматривался, однако с тех пор кое-что произошло. А можетбыть, джип припаркован где-нибудь за углом, в укромном месте?

Он слабо усмехнулся. Во всей этой истории много забавныхсовпадений, и одна из них – марка машины. Два черных джипа «Чероки» напространстве одного, отдельно взятого убийства, – это могло бы показатьсялитературной натяжкой, будь сие убийство описано в каком-нибудь детективчике.Но он уже знал, что жизнь порою подкидывает такие невероятные совпадения, откоторых волосы дыбом становятся. Скажем, в жизни рядом оказываются двачеловека, у которых редчайшая группа крови: четвертая. Вообще всего двапроцента населения имеют эту группу, а эти бедолаги вдруг взяли да ивстретились! И живут они какое-то время бок о бок, не ведая, что им двоимпросто нет места на свете. Такая уж судьба!

Он зябко сунул руки в карманы и нащупал в левом револьвер. Ощущениеэтой металлической тяжести в ладони сразу придало бодрости. Один раз этотстарый револьвер уже сыграл свою судьбоносную роль – надо надеяться, неподведет и теперь.

Он свернул за угол – и невольно отшатнулся к стене, вскинулправую руку к лицу, защищаясь от внезапно вспыхнувшего света.

Точно! Этот мерзавец ждет!

Мелькнула мысль, что если джип сейчас рванется вперед, он неуспеет спастись, его просто размажет по стенке, – но он сразу успокоился.

Когда сам для себя устанавливаешь некие моральные нормы,постепенно начинает казаться, будто все живут по ним. И тогда весь мир чудитсянаселенным благородными убийцами…