Я закричала.

Кто-то поймал меня за ноги, поддерживая мой вес. Язаморгала, увидела, что держит меня Гален.

– Дойл, хватит!

– Из королевы они никогда столько не пили, –заметил Холод. Он подошел к нам, держа в руке мой нож.

– Если перерезать лианы, они на нас нападут, –сказал Дойл.

– Что-то надо делать! – воскликнул Рис.

Дойл кивнул.

Рукава жакета у меня пропитались кровью. Я смутно подумала,что лучше было бы надеть черное. На нем не так выступает кровь. Головакружилась, в ушах звенело. Надо бы остановить кровопотерю, пока не начало тошнить.Ничего нет хуже тошноты от потери крови. Двигаться невозможно от слабости, ахочется, невыносимо хочется вывернуть содержимое желудка на пол. Страхпостепенно сменялся легким, почти сверкающим ощущением, будто мир заволакивалотуманом.

Я была опасно близка к обмороку. Хватит с меня этих шипов, Япопыталась сказать "хватит", но звука не получилось. Ясосредоточилась, пыталась заставить губы двигаться, и они двинулись, образовалислово, но звука не было.

Потом звук появился, но это не был мой голос. Лианы зашипелии зашевелились над головой. Я посмотрела вверх – голова беспомощно откинулась.Лианы клубились надо мной черным морем веревок. Колючки вокруг запястий срезким шипением потянулись вверх. Только руки Галена удержали меня, не даливтянуть в гнездо шипов. Лианы тянули, Гален держал, кровь текла из запястий.

Я завопила. Вопила единственное слово:

– Хватит!

Лианы затряслись, затрепетали у меня на коже. Вдруг комнатузаполнили падающие листья. Сухой коричневый снег полетел по воздуху. Послышалсярезкий острый запах, как от осенней листвы, а под ним, второй волной, густойаромат сырой земли.

Шипы опустили меня на землю. Гален взял меня на руки,принял, когда лианы медленно опустили меня. И руки Галена, и лианы были страннонежны, если могут быть нежными зубы, пытающиеся отгрызть тебе руку.

Удар о стену распахнувшейся двери был для меня первымпризнаком, что розы отодвинулись от дверей.

Гален держал меня на руках, а лианы еще держали мне руки надголовой, когда мы все повернулись на свет от двери.

Он казался ярким, ослепительным, с легкой дымкой на краях. Язнала, что свет кажется ярким только после мрака, и подумала, что дымка – этомое ослабевшее зрение, но тут из этого дыма вышла женщина, и из пальцев ееподнимался дым, будто каждый бледно-желтый палец был задутой свечой.

Ффлур вошла в комнату, одетая в непроглядно-черное платье,от которого ее кожа приобретала оттенок желтого нарцисса. Соломенные волосыразвевались вокруг платья сверкающим плащом, который трепало ветром еесобственной силы.

По обе стороны от нее ввалились стражи. У некоторых былооружие, другие бросились с голыми руками. Было двадцать семь мужчин в стражекоролевы и столько же женщин в страже короля, которые сейчас подчинялись Келу,так как короля не было. Пятьдесят четыре воина, и менее тридцати ворвались вдвери.

Даже на грани обморока я попыталась запомнить лица,запомнить, кто поспешил на помощь, а кто отсиживался в безопасности. Любойстраж, который в эту дверь не вошел, потерял все шансы на мое тело. Но я немогла разглядеть лиц. Поток новых фигур хлынул из-за спин стражи, и все онибыли намного ниже и куда меньше похожи на людей.

Пришли гоблины.

Гоблины не принадлежат Келу. Это было у меня последнеймыслью перед тем, как все поглотила темнота. Я провалилась в благословеннуютьму, как проваливается в глубокую воду камень, который может только падать ипадать, потому что дна нет.

В темноте был свет. Белая точка; она плыла ко мне,разгораясь ярче и ярче. Уже стало видно, что это не свет, а белое пламя. Черезтьму летел шар белого огня, летел ко мне, и я не могла от него уклониться,потому что тела у меня не было. Я была – что-то, плавающее в прохладной мгле.Огонь омыл меня, и у меня появилось тело. Появились кожа и мышцы, кости иголос. Меня обдало зноем, мышцы закипели, стали лопаться от жара. Огоньвгрызался в кости, наполнял жилы расплавленным металлом и выдирался из меня,выворачивая наизнанку.

Я пришла в сознание от собственного крика.

Надо мной склонился Гален. Только его лицо и удержало меняот безумной паники. Он держал на коленях мою голову, гладил по лбу, отводилволосы с лица.

– Все в порядке, Мерри, все в порядке.

В его глазах стояли слезы, сверкая зеленым стеклом.

Ко мне наклонилась Ффлур.

– Неудачное приветствие приношу я тебе, принцессаМередит, но, повинуясь королеве, я должна.

В переводе это означало, что она вызвала меня из тьмы,заставила очнуться – по приказу королевы. Ффлур была из тех, кто оченьстарается жить так, будто нынешний год не выражается четырехзначным числом. Еегобелены выставлялись в музее искусств Сент-Луиса. Их фотографии и описанияпоявлялись как минимум в двух крупных журналах. Ффлур отказывалась видеть этистатьи, и ни при каких обстоятельствах нельзя было бы ее уговорить пойти вмузей. Она отказывалась от интервью на телевидении, в газетах и в упомянутыхжурналах.

Только со второй попытки я смогла заставить свой голоспроизнести что-то, отличное от стона.

– Это ты освободила дверь от роз?

– Я, – ответила она.

Я попыталась улыбнуться ей, но это не очень получилось.

– Ты многим рисковала, Ффлур, чтобы помочь мне. Тебе неза что извиняться.

Она посмотрела на окружающие нас лица. Приложив палец мне колбу, она промыслила только одно слово: "Потом". Она хотела поговоритьсо мной позже, но не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Помимо прочих своихталантов, она была целительница. Тем же жестом она могла проверить состояниемоего здоровья, так что вряд ли кто-нибудь что-нибудь заподозрил.

Я не рискнула даже кивнуть. Лучшее, что я могласделать, – глядеть в ее черные глаза, резкий контраст со всей этойжелтизной, такой резкий, что они были похожи на глаза куклы. Я смотрела в этиглаза и пыталась взглядом сказать, что поняла ее. Я еще не видела тронногозала, а уже по шею увязла в придворных интригах. Обычное дело.

В облаке кожи и винила надо мной склонилась тетя. Она взяламеня за правую руку, погладила ее, размазывая кровь по своим кожаным перчаткам.

– Дойл мне рассказал, что ты уколола палец о шип, ирозы внезапно ожили.

Я посмотрела на нее, пытаясь понять выражение ее лица, и непоняла. Запястья горели острой болью, которая, казалось, проникает до самыхкостей. Пальцы королевы играли поверх свежих ран, и каждый раз, когда кожаперчаток задевала рану, я дергалась.