~

Но, как утверждает Мюллер, если кто-то и смеется последним, так это Энджелл. Первая мировая война положила конец не только романтическому милитаризму, но и идее, что война в каком бы то ни было смысле желательна или неизбежна. «Первая мировая война, — замечает Луард, — изменила традиционные подходы. Впервые практически все ощущали, что намеренное развязывание войны больше невозможно оправдать»[615]. Так случилось не только потому, что Европа была потрясена гибелью людей и понесенными убытками. Как замечает Мюллер, в европейской истории и раньше случались сравнимые по разрушительности войны, но, стоило пыли развеяться, страны тут же, словно ничему не научившись, ввязывались в новую войну. Вспомните, что статистика кровопролитных конфликтов не показывает признаков усталости от войн. Мюллер утверждает, что на этот раз кардинальное отличие состояло в том, что теперь поблизости маячило антивоенное движение, готовое сказать: «А мы вас предупреждали!»

Эта перемена заметна и в подходах политических лидеров, и в культуре в целом. Когда люди осознали урон, нанесенный Первой мировой, о ней стали говорить, как о «войне с целью положить конец войнам», и, когда она закончилась, мировые лидеры пытались законодательно претворить надежду в реальность, формально отрекшись от войн и основав Лигу Наций для их предотвращения в будущем. Какими бы обреченными ни казались эти попытки задним числом, в то время они были радикальным прорывом по сравнению с временами, когда война считалась славной, героической, доблестной или, говоря известными словами военного теоретика Карла фон Клаузевица, «продолжением политики другими средствами».

Первая мировая война к тому же стала первой «войной грамотных». К концу 1920-х гг. возник жанр горьких воспоминаний, сделавший трагедию и бессмысленность войны общим знанием. Среди великих книг той эпохи стихи и воспоминания Зигфрида Сассуна, Роберта Грейвса и Уилфреда Оуэна, прославленная книга Э. М. Ремарка и снятый по ней популярный фильм «На Западном фронте без перемен», поэма Томаса Элиота «Полые люди», повесть Хемингуэя «Прощай, оружие!», пьеса Шерриффа «Конец пути», фильм Кинга Видора «Большой парад», фильм Жана Ренуара «Великая иллюзия» — название позаимствовано из памфлета Энджелла. Как и другие облагораживающие произведения искусства, эти истории создавали у читателей и зрителей впечатление, что они сами прошли сквозь горнило войны, заставляя публику сочувствовать страданиям других. В незабываемой сцене в книге «На Западном фронте без перемен» молодой немецкий солдат рассматривает тело только что убитого им француза:

Другой солдат спрашивает, как начинаются войны, и ему отвечают: «Чаще всего от того, что одна страна наносит другой тяжкое оскорбление». Солдат говорит: «Страна? Ничего не понимаю. Ведь не может же гора в Германии оскорбить гору во Франции. Или, скажем, река, или лес, или пшеничное поле»[617]. Благодаря такой литературе, замечает Мюллер, война перестала считаться славной, героической, священной, захватывающей, мужественной или очищающей. Теперь она была безнравственной, отвратительной, дикой, бессмысленной, глупой, жестокой и расточительной.

И, что не менее важно, абсурдной. Непосредственной причиной Первой мировой войны стало столкновение гордынь. Руководство Австро-Венгрии выдвинуло Сербии оскорбительный ультиматум, требуя, чтобы страна извинилась за убийство эрцгерцога и приняла жесткие меры для усмирения своих националистических движений. Россия обиделась за братьев-славян, Германия от имени немецкоязычного населения обиделась на то, что Россия обиделась, Британия и Франция не остались в стороне, и борьба самолюбий с оскорблениями, скандалами, попытками сохранить лицо, статус и авторитет вышла из-под контроля. Страх попасть в разряд «второразрядных держав» заставил страны нападать друг на друга в смертельной игре «кто струсит первым».

Дрязги из-за «чести» разжигали войну на протяжении всей кровопролитной истории Европы. Но, как заметил Фальстаф, честь — это просто слово, социальный конструкт, как сказали бы мы сегодня, — и «злословие не допустит этого». Что ж, злословие не заставило себя ждать. Возможно, лучший антивоенный фильм всех времен — это «Утиный суп» братьев Маркс (1933). Граучо играет Руфуса Файрфлая, новоназначенного лидера Фридонии, которого просят заключить мир с послом соседней Сильвании:

Тут начинается диковинный музыкальный номер: братья Маркс играют, словно на ксилофоне, на остроконечных солдатских шлемах, уклоняются от пуль и бомб, а их одежда последовательно превращается в униформу солдат времен гражданской войны, форму бойскаутов, мундиры британских королевских гвардейцев, в одежду первых колонистов в енотовых шапках. Война — это своего рода дуэль, и вспомните, как высмеивание постепенно подтолкнуло дуэли к исчезновению. Сегодня война подвергается той же дефляции, выполняя предсказание Оскара Уайльда: «До тех пор пока война считается порочной, она сохранит свое очарование; вот когда ее сочтут пошлой, она перестанет быть популярной».