раз столько много, то это число нельзя объяснить только за счет «единичных» полицейских, которых продолжали выявлять в западных областях УССР и БССР уже после расстрела весной 1940 г. польских военнопленных.

Однако из сообщения, что «один из этапов был с з/к западных областей Белорусской и Украинской ССР исключительно бывшие полицейские» не следует однозначно, что этап полностью состоял из заключенных из западных областей. Такая интерпретация не исключается, но ту же фразу можно интерпретировать в том смысле, что один этап был «с» этой конкретной группой заключенных, то есть включал ее. Дальнейшее уточнение – что это были исключительно полицейские – относится в этом случае к упомянутой подгруппе, а не ко всему этапу. Было там, допустим, 50 или 100 полицейских, выявленных после мая 1940 г., которые, например, достаточно упорствовали в своих антисоветских настроениях, чтоб быть упомянутыми в главке рапорта, озаглавленной «В какой обстановке полк нес службу» (ударение на поляках-заключенных легко объяснимо в той обстановке) – и весь аргумент рушится. Из этого документа просто никак не следует, что эти поляки имели отношение к Осташковскому лагерю.

А что же с польскими военнопленными, которые должны были находиться около Смоленска летом – осенью 1941 г.? На этот вопрос отрицатели долго не могли дать ответ, кроме ссылки на советское сообщение, хотя иногда и встречались неудачные попытки «найти» этих поляков в документах УПВИ[1185].

С. Э. Стрыгин принял гипотезу Ю. И. Мухина об осуждении поляков и заключении их в лагеря ГУЛАГа, и в 2005 г. распространил «Обращение к гражданам СССР, гражданам Польши и гражданам других стран», в котором сообщал новую, сенсационную информацию [1186]: якобы в 2004 г. «в архивах были обнаружены неизвестные ранее документы 1940—42 гг., подтверждающие факт существования к западу от Смоленска трех так называемых “лагерей особого назначения”, в которых в 1940—41 гг. содержались бывшие польские военнослужащие и государственные чиновники, вывезенные в апреле-мае 1940 г. из трех спецлагерей НКВД СССР для военнопленных». Согласно С. Э. Стрыгину, лагеря ОН не были лагерями военнопленных, а были структурными единицами ИТЛ Вяземлаг, т. н. «асфальто-бетонными районами» (АБР)[1187]. Административно Вяземлаг был

подчинен ГУЛАГу, когда дело касалось лагерных функций, и различным главкам в производственном отношении[1188]. С. Э. Стрыгин признал, что из его гипотезы следует фальсификация данных комиссией Бурденко («замена» ею осужденных на военнопленных), но посчитал, что «вполне приемлем размен» на такое, с его точки зрения, сильное объяснение, ставящее точку в вопросе о местонахождении поляков [1189].

С. Э. Стрыгин заявил о наличии неких «к настоящему времени рассекреченных документов, в которых упоминаются фамилии начальников этих трех АБР». Далее он привел сведения о трех АБР (Купринском, Смоленском и Краснинском), включая дислокацию, количество польских заключенных на 26.06.1941 (всего 8 тыс. человек) и имена начальников (включая В. М. Ветошникова, якобы начальника одного из трех лагерей, который был упомянут в сообщении комиссии Бурденко; на самом деле не существовал[1190]). Также он сообщил, что в июле 1941 г. немцами были частично захвачены архивы этих трех лагерей, а также почти в полном составе пленены и позднее убиты сотрудники администрации и лагерной охраны Краснинского АБР.

Текст должен был создавать впечатление полной задокументированности сделанных утверждений. Однако при проверке оказалась, что все это – не более чем фальсификация.

Когда в отношении Ветошникова Стрыгин писал: «в квадратных скобках – даты из выявленных к настоящему времени рассекреченных документов, в которых упоминаются фамилии начальников этих трех АБР» («Ветошников В. М. [25.06.41, 10.07.41, 13.07.41]») и когда он приводил численность польских заключенных тех лагерей («2.932 человека», «примерно 1.500, максимум 2.000 человек», «более 3.000 человек»), он опирался не на какие-либо лагерные документы, а всего лишь на т. н. допрос Ветошникова комиссией Бурденко. Таким образом, С. Э. Стрыгин создал своего рода химеру из реальных данных об АБР (которые ничем не подтверждали его тезис – никаких упоминаний поляков или имен, имеющих отношение к Катыни) и из сведений, прямо имеющих отношение к катынскому делу, но основанных исключительно на допросе комиссией Бурденко[1191] несуществующего Ветошникова, и выдал эту заведомо обманную информацию за документальную находку.

Проверить утверждения оказалось чрезвычайно просто, т. к. бухгалтерская документация Вяземлага и сводные статистические данные ГУЛАГа, включающие данные Вяземлага, хранятся в ГАРФ. Там есть и двухнедельные сводки списочной численности Вяземлага за 1940 г. [1192], и данные о контингенте по кварталам 1940 и 1941 гг.[1193] Из документации следует, что в апреле – мае 1940 г. никакого притока тысяч заключенных сюда не было (за второй квартал прибыло всего 1 949 человек, большая часть из них – из колоний). На начало первого квартала 1941 г. в Вяземлаге числилось 10 394 заключенных, все из них – граждане СССР, в т. ч. 8 054 русских, 753 украинца, 544 белоруса и 11 поляков[1194].

Сразу отметим, что не может быть речи об умолчании о поляках в этой совершенно секретной статистике, находись они действительно в тех лагерях. Более того, такая гипотеза дополнительно опровергается отчетом об эвакуации Вяземлага, на который ссылался сам С. Э. Стрыгин и в котором мы читаем:

«С получением приказа 00343 [от 02.04.1941] основные материальные и людские ресурсы всех этих хозяйств (за исключением двух стройучастков) в апреле месяце были переключены на строительство аэродромов, а работы на автомагистрали законсервированы. Исходя из этого все АБР были реорганизованы в эксплоатационные [sic!] хозяйства при сокращенном количестве служащих, рабочих, машин, механизмов<…> Согласно сметы на консервацию автомагистрали аппарат каждого АБР был установлен из 24 человек в среднем, в т. ч. сторожа и пожарники, и рабочих з/к з/к от 70 до 120 человек»[1195].

Уже из сути рассказываемого понятно, что в данном случае невозможно было умолчать о еще якобы находящихся на законсервированных АБР 8 000 поляках. Таким образом, когда пришли немцы, они могли захватить максимум несколько сотен человек. Более того, отчет сообщает, что «на законсервированных подразделениях автомагистрали, как правило, оставались бесконвойные заключенные, требовавшие значительно меньшего числа охраны»[1196]. Это явно не о поляках.

Эвакуация АБР действительно частично сорвалась, и отчет сообщает[1197], что людские потери были в одном единственном АБР – Красное. АБР Куприно потерял лишь ценности и документы. О потерях АБР Смоленск не упоминается вовсе.

Таким образом, на каждом законсервированном АБР под Смоленском были буквально десятки человек, при этом заключенные были в основном бесконвойные, и людские потери были только в одном АБР. Данная информация совместима с информацией об убыли из Вяземлага 95 человек по графе «прочие» в третьем квартале 1941 г.

Документы, на которые ссылался С. Э. Стрыгин, полностью опровергают его тезис о тысячах поляков из трех Вяземлагских АБР, захваченных немцами. Находись они на самом деле в