АБР Вяземлага, автор отчета об эвакуации не мог бы не упомянуть о таком провале, как потеря примерно 8 тыс. иностранных заключенных (количество, сопоставимое с учетным количеством заключенных всего Вяземлага). При этом ложная версия С. Э. Стрыгина все равно не в состоянии объяснить судьбу всех поляков из трех лагерей (ведь их было не 8 тыс., а более 14 тыс.).

Стоит отметить, что прототипом лагерей ОН из советского сообщения действительно являлись АБР Вяземлага. Как указал С. Э. Стрыгин, дислокация Купринского АБР (дер. Тишино) и Краснинского АБР (ст. Красное)[1198]совпала с расположением лагерей № 1-ОН (408-м км от Москвы, 23-м км от Смоленска, на магистрали Москва – Минск) и № 3-ОН (45 км на запад от Смоленска, в Красненском районе), как она описана в справке Меркулова – Круглова, а размещение жилой зоны Смоленского АБР (пос. Катынь) – с дислокацией лагеря № 2-ОН (25 км на запад от Смоленска по шоссе Смоленск – Витебск). Дополнительным подтверждением этому являются показания свидетельницы М. А. Сашневой перед комиссией Бурденко. 12.01.1944 эта жительница деревни Зеньково сообщила, что в 4 километрах от ее деревни «по шоссе в сторону Москвы расположен какой-то лагерь НКВД, в котором находились военнопленные поляки, а может быть и русские заключенные, точно не знаю, т. к. в ту сторону я не ходила»[1199]. Именно там находилась деревня Тишино – дислокация Купринского АБР.

Следовательно, польские лагеря ОН, упомянутые комиссией Бурденко, соответствуют АБР Вяземлага, но польских военнопленных (бывших или нет) в них не было, то есть советское сообщение об этих лагерях – фальсификация не частичная (как утверждали Стрыгин и другие), а полная.

Итак, вблизи Смоленска в местах, указанных советской стороной, поляки не могли содержаться ни в лагерях военнопленных (что следует из документации УПВ-УПВИ), ни в ГУЛАГе – а больше их содержать было негде. Они точно не содержались в лагерях, описанных советской комиссией. Опровержение вяземлагской фальсификации катынских отрицателей окончательно хоронит катынский негационизм в содержательном плане: полная неспособность ответить на такой базовый вопрос, как местонахождение польских военнопленных с весны 1940 г. по лето 1941 г., делает его абсолютно абсурдным как в историческом плане, так и с точки простого здравого смысла, даже если проигнорировать полный его крах по всем остальным пунктам.

Итоги

Ответственность И. В. Сталина, Политбюро ЦК ВКП(б) и НКВД за катынское преступление – твердо установленный исторический факт, подтвержденный многочисленными документами, свидетелями, эксгумациями. Попытки отрицать его – это попытки фальсификации истории. Катынский негационизм не является попыткой написать реальную историю катынского преступления. Отрицатели не могут доказательно и связно объяснить, ни кто конкретно расстреливал польских военнопленных, ни где они находились с весны 1940 г. по осень 1941 г., ни по чьему указанию якобы была произведена крупномасштабная послесталинская фальсификация катынского дела (доказательств которой они также предоставить не могут). Основной целью негационизма является не реконструкция, а деконструкция (с чисто идеологическими целями). Содержательность и доказательность заменяется в теориях отрицателей безудержным мифотворчеством, таким как создание «из воздуха» не менее 8 тыс. бывших польских военнопленных в Вяземлаге. В этом смысле катынский негационизм стоит в одном ряду с такими конспирологическими теориями, как отрицание Холокоста.

Катынь: проблема ответственности в историческом сознании современных россиян

Оксана Владимировна Головашина

канд. ист. наук, доцент кафедры философии и методологии науки Тамбовского государственного университета имени Г. Р. Державина, научный сотрудник Томского государственного университета

Аннотация. В статье на материалах исторических сообществ в социальных сетях, выступлений политиков, а также публикаций в СМИ исследуются модели восприятия катынской трагедии в современном историческом сознании, а также ставится вопрос о возможности формирования субъекта исторической ответственности.

Ключевые слова: историческая память, историческая ответственность, Катынь, российско-польские отношения.

Сложившийся нарратив об отечественных событиях ХХ века, в основе которого лежит история побед, оказывает влияние на формирование представления о тех эпизодах, встраивание которых в существующее повествование затруднено. Это касается в том числе и трагедии в Катыни. Несмотря на наличие официально признанной разными инстанциями и акторами точки зрения, дискуссии об ответственности за трагедию поляков продолжаются до сих пор на страницах исторических сообществах, форумов, СМИ. Исследование моделей восприятия событий в Катыни вызывает наш интерес, т. к. позволяет проанализировать, какие особенности доминирующего в современном историческом сознании нарратива оказали влияние на имеющиеся оценки, рассмотреть возможности динамики образов и представлений в условиях критики существующих представлений. Также мы будем обращать внимание на факторы, которые способствовали формированию тех или иных способов аргументации. Важной темой, которая будет находиться в поле нашего зрения, оказывается проблема исторической ответственности, дискуссии о которой требуют дальнейших прояснений. Подчеркнем, что мы принципиально оставляем за пределами внимания анализ самих событий для того, чтобы сосредоточиться исключительно на изучении общественных дискуссий о Катынской трагедии с точки зрения политики памяти в современной России.

Первая информация о Катынском расстреле появилась в 1943 г. По заявлению немецкой стороны, расстрел был организован НКВД в 1940 г. Советский Союз отрицал эти данные; после освобождения Смоленска официальные органы провели альтернативное расследование под руководством Николая Бурденко, результаты которого показали, что поляков расстреляли немецкие войска в 1941 г. В 1990 г. СССР признал, что расстрел осуществлял НКВД; это решение подтвердило расследование Генеральной прокуратуры, завершенное в 2004 г., а в 2010 г. Государственная Дума РФ также выступила с заявлением, в котором назвала событие в Катыни одним из преступлений сталинского режима.

Несмотря на то что вина НКВД в Катынской трагедии является официально признанной версией, общественные дискуссии по этому вопросу продолжаются. Документы, лежащие в основе доказательной базы, называются фальшивыми, а сама практика признания, по мнению сторонников альтернативной точки зрения, инициирована стремлением «очернить достижения Советского Союза» или наладить отношения с западными странами посредством «сдачи своих позиций». Продолжает издаваться соответствующая литература, авторы которой выступают в поддержку первичной советской версии событий[1200]. На фоне мемориальных войн в 2019 г. несколько десятков человек, ученых-историков, политологов, общественных деятелей подписали открытое письмо на имя президента, в котором назвали официальную версию «крупнейшей политической провокацией ХХ века», инструментом информационной войны, которая ведется против РФ, и фальсификации истории Второй мировой войны[1201]. При этом некоторые, как В. Н. Швед, пытаются интегрировать оба подхода: не отрицая факт советских расстрелов, он стремится доказать, будто и сами немцы расстреливали неких поляков в 1941 г. В свою очередь, сторонники официальной версии также продолжают распространять материалы, подтверждающие вину НКВД в расстреле поляков. Подробно рассматриваются и опровергаются аргументы противников[1202], предлагаются различные источники и исследования[1203], а сами события однозначно определяются как «расстрел в СССР весной 1940 г. 22 тыс. польских военнопленных и узников тюрем»[1204], при этом подчеркивается, что «решение о расстреле военнопленных было принято “тройкой” НКВД СССР в рамках постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г.»[1205].

Анализ моделей восприятия