Описывая основные события 1812 г., автор сосредоточил свое внимание на казачьих полках, действовавших лишь в составе главных сил (1-й и 2-й Западных армий, затем ― Соединенной армии), но донские полки также сражались в 1812 г. в составе 3-й Обсервационной и Дунайской армиях, в отдельных корпусах П. Х. Витгенштейна и Ф. Ф. Эртеля. О том, что они реально существовали и воевали ― ни слова.

Хронологические рамки диссертации заканчиваются 1814 г. Но ведь был еще заграничный поход русской армии 1815 г. также против наполеоновской Франции, и в нем принимали участие донские полки (военные действия были минимальными, но все-таки были). А потом несколько полков оставались на территории Франции до 1818 г. в составе русского оккупационного корпуса графа М. С. Воронцова. Автор по непонятным причинам (следовало хотя бы оговорить их) нарушил провозглашенную им «систематику».

Но, ознакомившись с содержанием диссертации и сопоставив историографическую и источниковую базу, не трудно прийти к определенным выводам. Военные кампании 1799, 1807, 1812 (главный театр военных действий), 1813–1814 гг. очень хорошо и солидно представлены в военно-исторической литературе и обеспечены давно введенными в оборот источниками. Иная картина складывается в отношении корпуса А. М. Римского-Корсакова в 1799 г. в Швейцарии, кампании 1805 г., действий на флангах в 1812 г. и заграничного похода 1815 г. ― мало работ и не апробированы источники. Возникает вопрос: если все неразработанные проблемы из исследования по каким-то причинам исключены, в чем же состоит научная тематическая новизна диссертации?

Сам автор, давая определение научной новизны своей работы, посчитал, что «важное место в диссертации отводится исследованию процесса сближения донской региональной цивилизации с русской, формированию менталитета казачества…» (с. 17). Как и каким образом можно исследовать «процесс сближения» цивилизаций и менталитет казачества, когда основное содержание текста ― это методичное описание хорошо известных в литературе военных событий и сражений!? А вот исследования «процесса сближения» и менталитета найти на страницах данного труда не удалось. Заявление диссертанта носит явно декларативный характер.

По мнению В. И. Лесина, особенность его исследования «заключается в том, что прошлое дается в нем через существенные элементы биографии главных действующих лиц. Композиционным же стержнем работы является личность атамана М. И. Платова». Действительно, главным героем в 1-й главе выступает генерал А. К. Денисов, а в последующих главах ― М. И. Платов. Для написания 1-й главы, помимо писем А. В. Суворова, основным источником стали знаменитые мемуары А. К. Денисова, а в последующих главах для описания событий использована в первую очередь очень обширная биографическая литература о Платове. По сути, название диссертации не соответствует содержанию. Есть А. К. Денисов, есть М. И. Платов, отчасти присутствует В. В. Орлов-Денисов, но донские казаки (вынесенные на первое место в названии) пропадают, являются в лучшем случае фоном при описании знаменитых деяний донских генералов. Поэтому представленную на соискание работу было бы точнее назвать: «А. К. Денисов и М. И. Платов во главе донских казаков в войнах…» Тем более что автор даже не постарался толком объяснить, кто такие донские казаки, что они из себя представляли, какими были условия их существования, социальная и военная организация, особенности службы и тактики и т. п., а сразу же начал описывать кампанию 1799 г. Те отрывочные и бессистемные сведения о донских казаках, которые даются автором во введении, не только не проясняют, но и запутывают читателя.

Так, в диссертации на с. 4 можно найти весьма странное для донского историка заявление: «Екатерина II вписала донскую иерархию чинов в общероссийскую, сделав ее начальной ступенью последней, и тем открыла широкий простор для продвижения по службе людям талантливым, не имевшим прежде никакого поощрения. В результате на Дону появились дворяне, первые генералы и графы, заслуги которых получили высокую оценку народа и верховной власти». Эта фактическая ошибка. «Донская иерархия чинов» была вписана в общероссийскую значительно позднее указом Павла I 1798 г., когда казачьи чины юридически были приравнены к армейским и включены в Табель о рангах. Первый же случай пожалования донцам армейского чина был зафиксирован в 1738 г. А указ Екатерина II от 14 февраля 1775 г. разрешал присваивать командирам донских казачьих полков чины секунд– и премьер-майоров. Далее В. И. Лесин сделал еще более любопытный пассаж: «Это был дальновидный шаг просвещенной императрицы. Пройдет каких-то 15 лет, и казаки осознают себя подданными Ее Величества, с именем Екатерины Великой будут штурмовать Измаил и гордиться своей принадлежностью к Российской армии» (с. 5). Не буду гадать, когда донцы осознали себя русскими подданными (это весьма спорно и недоказуемо), но хорошо известно, что еще в 1671 г. донские казаки в первый раз были приведены к присяге («целовали крест») на верность русским царям, после чего юридический вопрос их подданства и армейской принадлежности не вызывали сомнений у историков.

Для докторской диссертации весьма поверхностно и бегло составлен историографический обзор избранной темы, и очень неудовлетворительно дан источниковедческий анализ. Попробуем проанализировать историографию и источники по темам.

Возьмем для примера 1-ю главу (кампанию 1799 г.). Парадоксально, но автор даже не дал отсылку на наличие по этой теме обширнейшей как дореволюционной, так и советской справочной литературы (укажем лишь последнюю по времени работу: Кавтарадзе А. Г. Обзор справочно-библиографической литературы о А. В. Суворове // Александр Васильевич Суворов: К 200-летию со дня рождения. М., 1980. С. 224–236). Весьма удивительно, что В. И. Лесин даже не упомянул о существовании работ, имеющих прямое отношение к данной теме (Абрамов А. Г. Казаки в Итало-Швейцарском походе 1799 г. // Суворов: История и современность. СПб., 2000. С. 41–45; он же. Донские казаки армии А. В. Суворова в Итало-Швейцарском походе 1799 г. // Эпоха наполеоновских войн: Люди, события, идеи. М., 2000. С. 5–15). Вероятно, он не был знаком с этими недавно вышедшими статьями. А вот главный и самый солидный сборник документов по этой теме (А. В. Суворов: Документы. Т. IV. М., 1953) он лишь указал в обзоре источников, но в ссылках 1-й главы он не упоминается, так как не использовался автором.

Центральной темой диссертации является участие донцов в Отечественной войне 1812 г., но вот с современной историографией по 1812 г. автор знаком явно поверхностно. Есть только ссылки на далеко не последнюю из историографических работ (Абалихин Б. С., Дунаевский В. А. Новое в изучении истории Отечественной войны 1812 года. М., 1988). Мало того, что эти авторы успели выпустить другую книгу (Абалихин Б. С., Дунаевский В. А. 1812 год на перекрестках мнений советских историков 1917–1987. М., 1990) и вышли работы других историографов (Троицкий Н. А. Отечественная война 1812 года: История темы. Саратов, 1991; Шеин И. А. Война 1812 года в отечественной историографии. М., 2002). За последнее десятилетие по этой тематике опубликовано огромное количество работ, активно происходил процесс углубления и расширения научного поиска. Незнание ряда последних работ, появившихся новых взглядов и концепций привело автора к различным казусам, как при описании отдельных эпизодов боевых действий, так и к ошибочным оценкам целых периодов. Например, целая глава диссертации (7-я) посвящена «контрнаступлению» русской армии. По мнению диссертанта, «контрнаступление началось 6 октября 1812 года. У его истоков стояли донские казаки из отряда графа В. В. Орлова-Денисова» (с. 411, 578). Употребление самого термина и концепции «контрнаступления» в работах советских авторов как искусственно привнесенные с 1950-х гг. в последнее время было подвергнуто критике и отвергнуто большинством историков (См. Шеин И. А. О контрнаступлении Кутузова в 1812 году // Вопросы истории. 2002. № 9. С. 156–160). Без сомнения, диссертант может не поддерживать эту точку зрения, но тогда он должен был вступить в полемику, или же хотя бы точно обозначить свою позицию в данном вопросе. Другой историографический казус ― явным анахронизмом выглядит уже неоднократно опровергнутая в историографии точка зрения диссертанта, что М. И. Кутузов в Бородинском сражении намеревался нанести удар по противнику 3-м пехотным корпусом из засады (по аналогии с Куликовской битвой) в Утицком лесу (с. 293).