Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас я вам принесу еду.
Она подняла на него глаза, — чудо чудное, как они прелестны, — и благодарно едва заметно кивнула. У Виктора перехватило дыхание от этих глаз. Он быстро вернулся с чашкой супа и куском хлеба.
Девица, увидев дымящийся поднос, выхватила у него все и начал руками выхлебывать содержимое чашки.
— Ложкой удобнее, — сказал Виктор и тут же опять застыдился.
Но девица не обратила на него внимания. Выпила бульон, закинула огромными кусками хлеб в рот, и проглотила не жуя.
— Еще есть?
Это были первые ее слова. Виктор подпрыгнул от неожиданности и пошел за добавкой. Когда три чашки супа были выпиты, наконец повисло молчание, которое рано или поздно должно было перейти в разговор. Виктор сидел напротив девицы, на сундуке. Он смущенно зажал ладони между колен и испытывал поистине щенячью радость оттого, что девица поглощала выращенные им красные яблоки.
— Как вас зовут? — наконец, решился выспросить он.
Девица задумалась. Посмотрела в маленько окно.
— Кажется, меня зовут Сейра.
— Что с вами случилось? На вас кто-то напал?
— Я не знаю.
— Не знаете?
— Не помню.
Виктор почесал затылок. Ну и о чем им теперь говорить? В любой момент вернется отец Харвес, он не обрадуется девице в мужском монастыре, ну а что оставалось делать Виктору, бросить бедняжку на улице?
— Прошу прощения, не подумайте обо мне ничего плохого, — начал зачем-то заранее оправдываться Виктор, виновато выставив перед собой руки, — но что с вашими ногами? Вас погрызли волки?
— Не помню, — Сейра задумчиво улыбнулась, вытянула расквашенные ступни из-под длинной портьеры, и посмотрела на них в поиске подсказки. — Ничего не помню. Откуда я, куда шла, зачем. Была какая-то белая вспышка, будто меня треснули карасем по голове.
— А меня вот никогда не били карасем по голове, — засмеялся Виктор.
Сейра тоже заулыбалась. У нее были красивые ровные зубы. Зубы двуногой.
— Потом, помню, уже шла по лесу, голодная и продрогшая. И увидела тебя.
Виктор нервно сглотнул.
— Думаю, вам надо отдохнуть несколько дней, поживите у нас, или мы попросим госпожу Леду дать вам кров. Как только вы поспите, восстановитесь, обязательно вспомните что-нибудь. И тогда, уверен, виновника накажут. Если он есть.
— Не хочу сейчас об этом думать. Мне тепло, сытно, что еще можно желать? — она закуталась поплотней в портьеру. — Только тело совсем не слушается. Не могу пошевелить ногами, они как будто отдельно от меня. И как я только дошла сюда?
Сейра, словно деревянная кукла, потянулась к пальцам ног, но так не смогла согнуться.
«Я не должен этого делать, я не должен это предлагать, я не должен…», — подумал Виктор, но горячая голова одержала верх и он, вскочив, убежал из кельи. Вернулся через несколько минут с деревянным тазом горячей воды и полотенцем.
Он сел на пол рядом с Сейрой, раскопал в портьере ее ступни и опустил их воду. Сейра вздрогнула, но тут же благодатное тепло разошлось по ногам, достигло живота и сердца. Она почувствовала себя живой. Пустая, без единой мысли в голове, без памяти, но — живая.
Виктор подождал несколько минут. Затем принялся полотенцем отмывать кровь сначала с одной ее ступни, потом с другой. Старался делать это аккуратно, чтобы не задеть колотые раны, которые расплодились по ногам бедной девушки. Вода в тазу окрасилась в грязно-розовый.
— Теперь вам станет легче.
Сейра поджала ноги, снова закутав ступни в портьеру, вытянула вперед руку, изящную, тонкую, бледную с красивыми белыми ногтями, и дотронулась до щеки Виктора. Тот запылал, вскочил, хотел было убежать опять из кельи, но вспомнил про таз, вернулся за ним и теперь уже окончательно скрылся в закоулках монастыря.
* * *
Ночь Сейра провела в этой же келье. Она вела себя тише воды ниже травы. Виктор принес ей матрас и подушку, дал теплое одеяло. Даже как-то смог раздобыть крестьянское платье, а портьеру забрал обратно, постирать да повесить снова в часовню. Вернувшиеся к вечеру братья-монахи ничего не заметили. Только отец Харвес, который пришел позже остальных, странно поглядывал на Виктора, выспрашивал, не случилось ли чего, и каким образом послушник съел в одну харю половину котла с супом. Пришлось соврать, что приходили крестьянские дети, и он их угостил. Они провели вечернюю службу и разошлись на второй этаж по своим кельям.
Виктор не знал, что ночью отец Харвес приходил к комнате, за которой спала мертвым сном Сейра, стоял у дверей и долго думал о чем-то. Затем снял свои вечные перчатки с ладоней, хотел постучать, но не решился. Перекрестился, что-то пробормотал, надел перчатки обратно и ушел к себе.
Виктору же не спалось. Он вскакивал от каждого шороха, обливался потом: боялся, что раскроют. Вот, кажется, слышен топот ног — уже идут разбираться с ним и с позором вышвыривать из прихода, но нет, ошибся, просто сквозняк снес какую-то коробку с подоконника. Это была первая причина его бессонницы. Вторая — прекрасные черные глаза Сейры.
* * *
Сейре удалось прожить в келье несколько дней. Она отоспалась, отдохнула, наелась, ноги ее перестали так сильно болеть. У нее получалось вставать, сидеть на корточках, даже побегать трусцой на месте. Так странно было ходить. Сейре казалось, что это ее неестественное состояние, как будто свою прошлую жизнь она провела на земле, ползая змеей, а теперь взмыла ввысь. Она выглядывала в маленькое окошко кельи, вдыхала свежий летний воздух, и уже хотела поскорей уйти отсюда — исследовать прекрасный мир.
Единственное, что связывало ее с прошлой жизнью, таинственный длинный продольный шрам под пупком. Розовая полоска была почти незаметна на ее белой коже. Шрам был ровный, будто ее пытались выпотрошить, как рыбу. Откуда он и как у нее появился? Отсутствие воспоминаний пока что не сильно беспокоило Сейру, она была словно ребенок, только научившийся ходить и теперь жаждущий приключений и знаний. В одно утро девушка ждала Виктора, не чтобы принять у него завтрак, а чтобы попросить выпустить из монастыря. Но Виктор ее опередил. Он пришел, одетый в крестьянскую рубаху и рваные в коленях портки.
— Я все решил, — кинулся он на колени и схватил Сейру за руки, пальцы у которой были мягкие, шелковые. — Давайте сбежим. У меня нет денег, но, поверьте, я смогу нас прокормить. Я обучен грамоте, знаю латынь, могу работать учителем или садовником. Мы скроемся в столице или в ближайшем к ней селе. Обвенчаемся, как полагается, сразу же, в первой же часовне. Но нужно
