воды и ее нижнюю одежду. Все, что подтверждало ее присутствие в деревне, это чемоданчик и шкатулка, которые она забыла в доме крестьянки Ингрид (та тоже пропала и с тех пор никто ее не видел). Лею искали не один день и даже не месяц. Йохан уехал за своими собаками и оружием, а потом снова вернулся. Группой почти из тридцати человек, они прочесали весь лес, заглянули в каждую яму, рылись в оврагах, лезли в норы, расспрашивали местных по многу раз и даже исследовали само озеро. Йохан всерьез предлагал Леде осушить болота, чтобы найти хотя бы тело. Но Леда, вызвав своего адвоката, тут же подсчитала, во сколько это обойдется, и как пострадает лес и крестьянское хозяйство. Пускай она ненавидела это место, но его пользу не могла отрицать. Под натиском золовки Йохан отступил.

Жена аристократа испарилась. Лея будто отринула материальный мир и перешла в какую-то совершенно другую, неведомую обычным людям реальность.

Баронесса и Йохан были безутешны. Конечно, как мужчина, господин Моррант старался держаться: он все время молчал, нервно кусал пальцы и много, очень много кому-то писал письма. Ему пришлось признаться Лафонтенам, что они с женой повздорили, и супруга сильно на него обиделась. В процессе поисков и по их завершении Йохан по просьбе тещи еще какое-то время жил с ними. Леда была совсем не против, потому что мать очень ему симпатизировала и находила определенную поддержку, которую не получала от старшей дочери. К тому же господин Моррант своим присутствием хорошо влиял на маленького Ганса, который после непродолжительного с ним общения захотел иметь усы, носить костюмы и красиво писать «как дядя».

Через год все уже окончательно смирились с тем, что Лея не вернется, но Йохан отказывался проводить похороны и запрещал теще это делать. Он все еще лелеял безумную надежду, что она однажды выйдет из Черного леса.

Каждую годовщину пропажи Леи матушка порывалась устроить поминки, но Леда ей постоянно напоминает, что они не знают, что с ней. Нет тела, значит, есть надежда, что жива.

«Значит, вот так ты решила сбежать к своему отшельнику», — думала Леда, когда поиски прекратили. Ей мерещилось, что сестра где-то там, в лесу, словно дикарка в звериной шкуре, радуется жизни и нескрываемо презирает все эти дурные порядки высшего общества. Лее просто удалось хорошо спрятаться. Она водит Йохана и его прислугу за нос, скрываясь в потайных местах и сбивая собак со следа.

Должно быть, Леда и сама не хотела признавать, что сестру, скорее всего, больше не увидит. Она корила себя за то, что прогнала Лею из дома, не дала ей высказаться и поступила сумасбродно. Но тогда любовь к Гансу пеленой накрыла ей глаза, и все, что касалось его, она воспринимала враждебно.

С годами воспоминания о встрече с русалками стали казаться ей больной фантазией. Леда была так молода и впечатлительна, что могла принять купающуюся женщину за русалку. Из ревности она не пощадила подругу своего возлюбленного, которая была, судя по всему, еще и калекой, раз не могла ходить. Эта женщина выносила и родила Ганса, сделала то, что не смогла Леда. А сестра? Она была незамужней девушкой и имела право любить кого угодно.

Сейчас, когда Леда сосредоточена на том, чтобы вырастить из сына достойного наследника, она старалась не заниматься самокопанием, чтобы не впадать в мрачные думы еще сильнее.

— Ладно, мам, все хорошо, — вывел мальчик мать из ступора, слегка обняв ее и положив голову на плечо. — У тебя же есть я, не расстраивайся.

* * *

Леда шла впереди, Ганс устало плелся сзади. Его разморило, и мальчик едва переставлял ноги. Тут он вспомнил о своей находке и вытащил из кармана необычную вещицу: это был рыбья чешуйка на веревочке. Ганс погладил пальцем переливчатую ребристую поверхность, поднес ее к небу, посмотрел на синие прожилки внутри него. Какое-то странные образы возникли у него перед глазами: вот он в темной каменной пещере, лежит в обнимку с кем-то мягким, родным; потом видит, как кто-то катает его на плечах и несет по быстрому течению воды, Гансу так весело, он смеется и дергает за волосы человека под ним; кто-то обнимает его холодными когтистыми пальцами, черными, как смоль, мальчик видит эти пальцы, его маленькие руки сжимают их, он удивляется, какой же крошечный по сравнению со своим… кем? Отцом? Матерью?

Ганс остановился в ступоре.

— Что случилось? — спросила Леда.

— Да так, ничего. Вспомнил кое-что, — Ганс улыбнулся матери, и когда та отвернулась, завязал на шее веревочку с амулетом и убрал под воротник. Вдруг ему стало так хорошо и спокойно, словно накрыли теплым одеялом, он почувствовал себя дома. Мальчик раскинул руки по сторонам, обнял себя за плечи и сломя голову побежал вперед через лес, обогнав мать.

— Как же хорошо жить! — закричал он во все горло, спугнув стаю воробьев на смородиновом кусте.