Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге она приказала расчистить путь к ближайшему берегу озера, подальше от утеса, чтобы Ганс всегда мог ходить туда по всем известной дороге, а не пробираться сквозь нехоженые тропы. На том и порешили. Ганс не мучил и без того нервную мать сомнительными шалостями, и сам при этом находится в безопасности. Мальчику еще с раннего детства нравилось плескаться в воде и плавать, поэтому почти всех деревенских мальчишек он таскал с собой, либо его сопровождал слуга, тщательно следящий, чтобы с наследником ничего не случилось.
Леда понимала, что через несколько лет он взбунтуется против обязательной свиты, но пока сын согласен на ее условия — можно не беспокоиться постоянно о его нахождении в проклятом лесу.
— Как же я устала, — выдохнула Леда, присаживаясь на самодельную покатую лавочку, которую Ганс с друзьями соорудили, чтобы не сидеть на холодной земле.
— Ты носишь слишком много одежды. Вот я — отлично себя чувствую! — Ганс разделся до портков и рубахи. В таком виде он выглядел как простой крестьянин и потому еще сильнее походил на отца.
— Женщины из приличных семей обязаны одеваться подобающе в любой ситуации.
— Да ну это! Вон, девчонки в одних сарафанах ходят на голые плечи, красота!
— Рановато тебе еще о девочках думать, — нахмурилась Леда.
Ганс лишь хихикнул ей в ответ и показал язык. Отойдя на полтора метра от воды, он порепетировал прыжок, поприседав немного в коленях. Затем разбежался и, почти перевернувшись в воздухе, громко плюхнулся в воду ногами вперед. Леда хорошо видела его светло-русую голову, которая немного выгорела из-за солнца, но отчетливо различалась под водой.
Тут Ганс вынырнул и помахал матери.
— Мам, смотри, я доплыву до того берега!
Леда с опаской взглянула на сына. Сразу в голове страшные мысли: а вдруг не хватит сил, а вдруг болото затянет, а вдруг сведет ногу холодным подводным течением. Но Ганс уже пропал, только плечи его то уходили под воду, то появлялись на поверхности. Мальчик выполз на параллельном берегу и помахал матери.
Леда махнула ему в ответ и вспомнила тот день, когда украла Ганса у русалки. Она до сих пор не верила, что так удачно пришла тогда в лес, услышала детский смех, раскатистым эхом, бегущим по чаще, пошла на этот голос и увидела своего сына. Часто Леда беспокоилась, а вдруг та русалка еще здесь, выжидает, чтобы забрать мальчика обратно. Однажды Леда даже заплатила водолазам, которые исследовали, как могли, озеро, но ничего сверхъестественного, никаких признаков жизни, отличных от рыб и моллюсков, не нашли. Это успокоило Леду. Может, действительно вся эта история с русалками приснилась ей? За что же она тогда так оттолкнула, оскорбила родную сестру? Прошло уже десять лет, а про Лею ничего не было слышно. Пропала, сгинула, испарилась.
Леда стала искать глазами мальчика. Вон он сидит в кустах и что-то рассматривает, потом кладет в карман штанов и собирается плыть обратно.
Сын уже не первый раз проявлял поистине необычайные способности во время водных процедур. Поначалу он задерживал дыхание подолгу в ванной, из-за чего слуги в панике кидались его спасать, а он только смеялся над их бледными от ужаса лицами. Он был действительно как маленькая русалочка, быстро и глубоко плавал и почти не уставал. В теплое время года, когда озеро прогревалось, Ганса было не вытащить из воды. Он говорил, что даже хорошо видит дно: каждую рыбешку, рачка и камушек — и не мутно, а отчетливо, как на суше. Он мечтал построить лодку и уплыть посмотреть, что там, вдалеке, где деревья уходят за горизонт, и где озеро расправляет свои берега настолько, что кажется сплошным зеленым океаном, и сколько ни озирайся, лодку окружает лишь бесконечная вода, вода, вода… Туда не проникает ни один звук: тишина давит на уши, сжимает голову в тиски и только аккуратный, скромный плеск маленьких волн о дно лодки напоминает, что ты существуешь, а не растворился в этом многомерном пространстве.
* * *
Ганс вернулся, выбрался на берег и замотал головой, отряхиваясь, как собака, и забрызгал Леду.
— Перестань! — рявкнула Леда, защищаясь руками от брызг, но потом и сама засмеялась. — Давай уже собирайся, скоро начнет темнеть, а мы до сих пор не ужинали.
— Еще чуть-чуть, — заныл Ганс и тут же прыгнул обратно в воду и занырнул поглубже.
Леда поежилась, встала со скамейки и отряхнула платье, к которому же успели прилипнуть сухие листья и цветочные лепестки.
— Мам, почему ты так не любишь это место?
Ганс, наконец, вылез из воды и стал одеваться. Мокрые волосы прилипли к его лицу, и капли быстро стекала по лбу и носу. Он глубоко дышал, переводя дух после заплывов, но выглядел бодрым и расслабленным. Он слишком напоминал своего отца, и у Леды опять горько кольнуло сердце.
— Я люблю наше поместье, но с лесом у меня с ним связано много грустных воспоминаний.
— Ты говорила, что тетя Лея поссорилась с мужем и сбежала сюда, и ее так и не нашли. А что с этим ее мужем стало? Вроде я его даже помню. Наверное, он расстроился.
— Расстроился еще как. Все же он души в ней не чаял. Я тоже плакала, когда потеряла твоего отца.
— Если упасть в воду в таком тяжелом платье, как у тебя, мам, то немудрено, если тетя Лея утонула. А насчет отца… Я его не знаю и, если честно, сложно что-то сказать. Мне жаль, что он тебя оставил. Ой, ну не надо, не плачь.
Леда прикрылась веером и смахивала навернувшиеся слезы. Она думала не только о покойном возлюбленном, с которым была близка совсем недолго, принеся в жертву их любви и тело, и душу, но и о своей сестре, с которой не успела попрощаться. Леда вспомнила, как тогда, десять лет назад, Йохан вернулся из леса ни с чем. Он нашел изорванное платье Леи, а затем выловили из
