class="p1">Во взгляде этого юноши сквозила такая решимость, такое упорство, каких он никогда раньше не видел в глазах Ши Мэя.

Будь сознание Мо Жаня немного яснее, он бы определенно насторожился.

Ши Мэй привык звать его А-Жанем. Почему же сейчас называет его Мо Жань?

Но Мо Жань знал только то, что Ши Мэй был добр к нему. Ему даже в голову не могло прийти, что человек перед ним – вовсе не Ши Мэй, а…

Чу Ваньнин.

Последняя техника древнего духа ивы называлась «Извлечением сердца», и суть ее заключалась в том, чтобы поменять души двух людей местами.

Когда Чу Ваньнин вырвался из иллюзии и пробудился ото сна, он обнаружил, что техника Чжайсинь Лю поместила его сознание в тело Ши Мэя, а сознание Ши Мэя, в свою очередь, теперь находилось в его теле. Правда, Ши Мэй продолжал спать, даже не подозревая, что его душа сейчас пребывает в чужом теле.

У Чу Ваньнина не было времени на объяснения, и не знающий всей правды Мо Жань продолжал искренне считать, что на выручку ему спешил именно Ши Мэй.

Он верил в то, что Ши Мэй, изо всех сил превозмогая страдание, обязательно придет, как поступил бы и сам Мо Жань, который, даже умерев однажды, не забыл его доброты. Люди – существа упорные.

Но также и чересчур жестокие.

Когда Чу Ваньнину наконец удалось подобраться к бронзовым часам, он уцепился за свисающие ивовые лозы и начал было взбираться по ним наверх, но ветви в тот же миг покрылись острыми шипами, на которых вдобавок заплясали языки пламени.

Не готовый к такому Чу Ваньнин мгновенно напоролся ладонью на один из шипов, не только проколов, но и опалив руку. Он с силой вцепился в лозу в попытке продолжить взбираться, но тело Ши Мэя оказалось слишком слабым. Не удержавшись, Чу Ваньнин заскользил вниз, и по пути шипы безжалостно разодрали его ладони.

Выругавшись про себя, Чу Ваньнин сдвинул брови, превозмогая боль.

Ну и задохлик этот Ши Минцзин!

– Ши Мэй! – крикнул сверху Мо Жань.

Оказавшись в самом низу, Чу Ваньнин упал на колени, и от соприкосновения с раскаленным полом на коже тут же появились ожоги. Он, однако, лишь сильнее нахмурился и привычно закусил губу, сдерживая крик.

На его собственном лице подобное выражение прекрасно отразило бы его внутреннюю непреклонную волю, но на красивом нежном личике Ши Мэя оно выглядело просто жалко. В конце концов, все люди разные.

– Ши Мэй…

Стоило Мо Жаню вновь открыть рот, как по его щекам тут же побежали ручейки слез.

Его сердце обливалось кровью. Сквозь застилающую глаза мутную пелену он глядел, как этот хрупкий, слабый юноша медленно лезет вверх по лозе, понемногу, по чуть-чуть поднимая свое хилое тело. Шипы кололи его руки, огонь нещадно обжигал его кожу; кровь заливала все вокруг, и в местах, где Ши Мэй касался лозы, оставались смазанные алые следы.

Мо Жань закрыл глаза. Кровавый ком подкатил к горлу, и он, задыхаясь, срывающимся голосом позвал:

– Ши… Мэй…

Его спаситель был уже так близко, что Мо Жань мог видеть страдание, мелькнувшее в глубине его глаз. Кажется, ему было так больно, что даже звучание голоса Мо Жаня причиняло ему невыносимую муку.

И поэтому взгляд темных глаз на его упрямом лице казался почти умоляющим.

– Хватит звать меня…

Мо Жань замолк.

– Мо Жань, подожди еще немного, я вот-вот… спасу… тебя…

При этих словах его глаза сверкнули решимостью, как сияет извлеченный из ножен клинок, и красоту этого взгляда в сочетании с нежными чертами лица было невозможно передать словами.

Полы одеяния Чу Ваньнина взметнулись вверх – подпрыгнув, он приземлился на вершину бронзовых часов. Он еле держался на ногах, и лицо его было белее бумаги. От мертвеца он отличался только тем, что еще дышал.

В тот миг Мо Жань подумал, что лучше было бы ему умереть от потери крови, чем заставлять Ши Мэя терпеть такие страдания.

– Прости, – надломленным голосом произнес Мо Жань.

Чу Ваньнин прекрасно знал, что это извинение предназначалось вовсе не ему. Он хотел было все объяснить Мо Жаню, но тут его взгляд упал на торчащий из груди юноши меч Гоучэнь Шангуна, от которого исходило серебристо-голубое сияние. Судя по всему, ивовые ветви черпали духовную силу именно из этого меча. Опасаясь, что от испуга Мо Жань может дернуться и поранить себя еще сильнее, Чу Ваньнин, оставшись «Ши Мэем», спросил:

– Мо Жань, ты доверяешь мне?

– Доверяю, – без тени сомнения ответил Мо Жань.

Чу Ваньнин бросил на него короткий взгляд из-под густых ресниц и взялся за рукоять меча. Клинок был воткнут слишком близко к сердцу, и одно неосторожное движение могло стоить Мо Жаню жизни.

Лежащая на рукояти ладонь Чу Ваньнина слегка дрожала, не делая попыток вырвать меч из груди юноши.

Глаза Мо Жаня покраснели от слез, но он внезапно улыбнулся и вновь позвал:

– Ши Мэй.

– Что?

– Я сейчас умру, да?

– Нет, не умрешь.

– Если я вот-вот умру, ты не мог бы… не мог бы обнять меня напоследок?

Мо Жань произносил эти слова с крайней осторожностью, но его глаза влажно блестели от жажды простых сближающих объятий. Сердце Чу Ваньнина невольно смягчилось.

Однако стоило ему вспомнить о том, что Мо Жань сейчас видит перед собой не своего учителя, а соученика, как смягчившееся сердце тотчас застыло куском льда.

Чу Ваньнин вдруг ощутил себя второстепенным комическим персонажем, на которого никто из зрителей обычно не смотрит: все внимание приковано к женским персонажам вроде «скромницы» и «кокетки», а также к юному бравому «молодцу», которые кружат по сцене, взмахивая своими струящимися рукавами. И в этой трогательной пьесе он был совершенно лишним.

Возможно, единственным его предназначением было скакать по сцене в уродливом гриме и кривить в улыбке размалеванный краской рот, создавая фон для чужой игры, для чужих радостей, печалей, любви и ненависти.

До чего нелепо.

Мо Жань, не подозревавший о том, что происходило в душе Чу Ваньнина, заметил лишь странный блеск в его глазах. Решив, что Ши Мэю не хочется выполнять его просьбу, юноша торопливо проговорил:

– Просто дай мне обнять тебя на миг, и этого будет достаточно.

До него донесся едва слышный вздох.

– На самом деле я…

– Что? – спросил Мо Жань.

– Нет, ничего.

Чу Ваньнин наклонился ближе, но не слишком, чтобы не задеть торчащий из груди Мо Жаня меч, а потом протянул руку и легонько приобнял юношу за плечи.

– Ши Мэй, – выдохнул ему в ухо Мо Жань. –