Шрифт:
Интервал:
Закладка:
66
Мазен
Мазен бросил лампу на пол и закрыл лицо руками. «Мы столько преодолели – и все зря!» Эта мысль обратно повергла его в отчаяние. Что бы ни случилось, он все равно будет считаться преступником. Снаружи его ничего не ждет: отец мертв, дом захвачен, брат исчез, титул отобран.
Мазен долго сидел на месте, дрожа, едва дыша, окаменев. Хотя минуты не поддавались отсчету, у него создалось впечатление, что голову он поднял спустя довольно долгое время. И тут он сообразил, что Лули не вернулась.
Немного поколебавшись, он поднял бесполезную лампу, встал на ноги и направился к выходу. Сделав всего несколько шагов, он заметил мужчину, сидящего на ближайшей горке песка и молча наблюдающего за ним.
Омар.
Мазен перестал дышать.
Одна бровь у Омара поднялась так, что по лбу прошли морщины.
– Салам, Мазен. – Он встал и отряхнул одежды. – Ты бледен, как призрак.
«Беги!» – сказал ему внутренний голос. Но еще один, не пользующийся словами, требовал остаться. Этот голос был черным и туманным, и таким громким, что заслонил собой разум.
– Ну и как прошло твое приключение? – спросил Омар.
В глазах у Мазена зарябило. Он увидел Хакима, бегущего от бунтующих солдат. Отца, лежащего на окровавленных простынях. Омара, надевшего его лицо и залитого кровью султана.
– Забавно. Обычно ты более разговорчив.
Омар остановился в нескольких шагах, сцепив руки за спиной и расправив плечи, словно генерал. Словно султан.
– Позволь рассказать тебе, что будет дальше, Мазен. Во-первых, ты отдашь лампу. Во-вторых, мы вернемся в Мадинну, где тебя будут судить за твои преступления. Не будешь послушным – я убью купца.
Отдав распоряжения, он улыбнулся – той же обаятельной улыбкой, какую использовал во дворце. Мазен рассвирепел.
– Как ты смеешь!
Слова прорвались сквозь темное мельтешение у него в голове.
Омар моргнул и улыбнулся:
– А конкретнее?
И эта улыбка – эта проклятая ухмылка – стала последней каплей. Рассудок Мазена отключился. Остались только черный жужжащий голос и желание уничтожить. Он рванул вперед, не задумываясь, и с воплем бросился на Омара. Мир обрушился в темноту. Ярость. Отчаяние. И скорбь, такая глубокая, что все окрасилось в серый цвет.
А потом пришла острая боль в животе. Мазен понял, что Омар ударил его под дых. Он попятился, засипев.
– И ты до сих пор не научился драться, ахи?
Омар ударил его снова, на этот раз по лицу. Падая, Мазен ощутил во рту вкус крови.
Когда Омар снова потянулся к нему, Мазен схватил его за руку, впиваясь ногтями в кожу.
– Ты, лживый змей!
Он расцарапал эту кожу до крови.
Мазен сдался, только когда Омар вывернул ему руку и что-то хрустнуло. Боль пронзила его плечо – такая ужасная, что он заорал. Когда Омар отступил, на глазах у Мазена были слезы. Одной рукой он держал лампу, другой прикрывал царапины.
– Ты убил нашего отца! И чего ради? Ты ничего не получил!
– Ты и правда так думаешь, Мазен? – Омар засмеялся. Смех был тихим и глухим. – В отличие от тебя, я никогда ничего не делаю без причины. Я просто взял то, что по праву было моим. – Он устремил на Мазена равнодушный взгляд. – Старый дурень собрался назвать султаном тебя.
У Мазена оборвалось сердце. Мельтешение исчезло, сменившись образом отца, сидящего перед ним в диване. «Слыханное ли дело – принц, не владеющий клинком? У тебя на плечах груз правителя, Мазен. Благими намерениями страну не защитишь».
– Нет! – прошептал он.
– Да! – фыркнул Омар. – Как всегда, ты слишком слеп, чтобы разглядеть то, что прямо перед тобой. Ты не достоин Мадинны.
– А ты достоин? Ты трус! – Глаза у Омара вспыхнули, но Мазен не замолчал: – Ты убил нашего отца и обвинил в этом меня!
Омар не отозвался. Он приближался медленно, со всей опасностью надвигающейся грозы. Он оторвал руку от раны, открыв кровавый потек на руке.
Потек был черным.
У Мазена перехватило дыхание. Он забыл про черную кровь – ту кровь, что текла в его жилах, когда он находился в теле Омара. Которая бежала у Имада. Айша назвала это побочным эффектом от браслета. Он ей поверил.
– Ты все перепутал, Мазен. Я смог обвинить тебя в этом преступлении, потому что ты трус.
Мазен его не слушал. Он все еще смотрел на кровь.
У людей кровь красная. У джиннов – серебряная. Черная кровь…
Омар выбросил руку вперед. Мазен ощутил холодные пальцы на своем запястье, ледяной жар в крови. Что-то неестественно мерцало у Омара в ухе. Его серьга?..
Мазен ахнул: мир рассыпался многоцветной мозаикой. За ней едва слышным шепотом звучал голос Омара:
– Мазен, если бы ты знал, каким ужасным был наш отец.
Цветные кусочки собрались в ясное изображение султана, нависшего над ним.
– Посмотри на свои руки! – приказывает он, и не подчиниться нельзя.
Его руки покрыты черной кровью. Его кровью.
– В тебе кровь грешницы! – возвещает султан. – Ты – язва на этом мире. – Каждое слово подобно удару хлыста. – И исправить это можно только одним способом.
Он приседает на корточки и хватает его за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. У них одинаковые глаза – ему всегда было противно, что глаза у них одинаковые.
– Покажи мне, что ты не такой, как она, – требует султан. – Джинны – чудовища. Убивай их.
– А я? – его голос – голос Омара – тихий и слабый. – Я чудовище?
Султан сует ему в руки черный кинжал. Он узнает этот клинок: султан заставил Омара покрыть его своей кровью. «Кровь джиннов может исцелять, – сказал он. – Посмотрим, вдруг твоя грязная кровь сможет их уничтожать».
– Это еще надо будет проверить. – Султан указывает на кинжал. – Если ты не чудовище, то будешь исполнять мои приказы и убивать джиннов. Понял?
Он судорожно сглатывает.
– Понял.
Воспоминание растворилось, и перед ним снова встал улыбающийся Омар. Только эта улыбка не была лукавой или кривой. Она была унылой. Болезненной.
– Если уж кого-то винить, Мазен, вини нашего отца. Он как-то сказал мне, что единственный способ по праву что-то получить – это украсть. Ничего личного.
Омар вздернул его на ноги и потащил из зала.
Фантомные краски все еще танцевали у Мазена в глазах – остаточный образ недавнего видения. Это, конечно же, была магия, но совершенно непонятно, откуда она взялась.
Он посмотрел на черные кинжалы у Омара на поясе – те, которыми Мазен уничтожал гулей одним ударом, и на пятно черной крови у брата на руке. «В тебе кровь грешницы».
Эти слова повисли над ним топором, готовым обрушиться вниз.
67
Айша
Сначала Айша увидела отражение Омара. Он улыбался – такая ухмылка была у него, когда он хвастался победой. Раньше Айшу это не трогало, но сейчас, увидев ее у него на губах, когда он волок за собой принца Мазена, она возмутилась.
Омар прошел мимо нее, не удостоив ее и взглядом. А вот Мазен глаза поднял. Вид у младшего сына султана был такой, словно