Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чудесно! Пусть все умрут, главное, чтоб на перине! А как же ты Пашку заставляешь математику учить? Лечишь ты как? Пухом?
Порывами ветра по участку носило лист картона. Он взмывал и падал, отлежавшись, начинал волочиться по земле, перекувыркивался и снова взмывал. Саня молча и как будто с виной наблюдал за нелепым танцем.
– Короче! Не нравится ему – пусть работает и добивается лучшего! – заключил Болек. – А пока и здесь хорошо. Можно врезать в забор калитку – и будет прямой выход к лесу. А если железная дорога смущает, то зря! Это практически море с кораблями!
Он встал и, поймав танцующий лист, отнес за «ракушку». Теперь, без свидетелей, можно было поговорить о личном.
– Ты, Саня, не сердись на мой тон! У меня тоска! – сказал он. – Мне кажется, я проживаю историю мытаря. Брошу деньги на дорогу и пойду в социальную службу, в какой-нибудь реабилитационный центр. Как думаешь, возьмут меня с моим резюме? Сонька будет рвать и метать.
Саня удивлённо взглянул на брата.
– Да ладно, не бери в голову. Это я уж так… Лучше скажи, что про Софью думаешь?
– Про Софью? – переспросил Саня. Мысль о сестре была больной. Как сломавшийся светофор, она мигала в уме, не давая покоя. – Знаешь, я, пожалуй, поговорю с Куртом! – сказал он и вопросительно взглянул на Болека, одобряет ли тот. – Даже если признаваться бесполезно, ну, пусть хотя бы относится по-человечески… И ещё! Ещё одно есть срочное дело! – прервал он сам себя, сбитый накатом новой тревоги. – Ты понимаешь, Илья Георгиевич хрупкий! Я не могу тебе объяснить, но чувствую. Сейчас стал очень хрупким! Мне бы его запихнуть как-нибудь в двадцать третью, пролечить! – сказал он и, поднявшись с бревна, сделал несколько взволнованных шагов.
– О! Да ты брат, оказывается, тоже профнепригоден! – поставил диагноз Болек. – Вот что, Саня! Я тебе как врач прописываю с сегодняшнего дня две бесценные вещи. Они тебя вытащат! – сказал он и, приобняв взбудораженного Саню за плечо, повёл прочь с площадки. – Во-первых, тебе надо спать. Хотя бы часов по семь. Прости, сегодня я сам тебя дёрнул. Больше не повторится! А во-вторых, отныне при любом раскладе ты уделяешь пятнадцать минут ресурсному занятию. Думаю, в твоем случае это музыка. Просто садись и вспоминай, что знал. То-то Илья Георгиевич будет рад! У тебя дома есть пианино?
– У сестёр, – отозвался Саня.
– Ну, значит, у сестёр. И всё, забудь о приюте. Я сам займусь. Будет у вас здесь бесподобное Нью-Полцарства! Ну что, вызываю такси или пешочком?
В трамвае, прислонившись плечом к штанге, Саня испытал внезапную благодарность к брату. Музыка! Никто в последние непростые годы не пытался помочь ему и тем более не прорубал перед ним такой широкий, веющий волей выход! Он чувствовал, что Болек прав – ему нужно остановиться и что-то понять. И одновременно видел, что сейчас никак нельзя останавливаться. Какие там семь часов сна! Какое ещё пианино! Делай, что должен, и не раскисай!
Выйдя из трамвая, он глянул на телефоне время и бегом помчался к зданию поликлиники. Уже на ступенях его поймал звонок Николая Артёмовича. «Александр, слушай информацию! – строго сказал его подопечный. – К нам идёт циклон. Метеозависимым велели принимать меры. Скажи там своим!» Саня поблагодарил, и старый воин, соблюдая гордую лаконичность, простился.
Проводив Саню до трамвайной остановки, Болек сел в такси и вернулся в утреннее Замоскворечье. После разговора с братом на душе было неспокойно. Вроде бы он делал что в его силах – помог найти территорию, надавал уйму мудрых советов, но его поддержка скользила по поверхности. Проникнуть в суть беды, в её глубинный эпицентр не удавалось. Подспудно Болек чувствовал: тут нужна помощь не делом, а чем-то большим, чем дело. Тем невидимым усилием, на которое уходила без остатка вся жизнь его брата.
Поставив задачу вернуть себе бодрость духа, Болек прошёл по Новокузнецкой, перебежал трамвайные рельсы прямо перед гремящей «Аннушкой» и, оказавшись на Пятницкой, завернул в недавно открывшуюся кондитерскую французской сети. Определённо, столица Франции решила передать привет своему поклоннику – в последний раз Болек останавливался в Париже в доме напротив точно такой же булочной.
Внутри оказалось людно и душновато. Он взял еду и кофе с собой. С бумажным пакетом, хрустящим под ударами ветра, вышел к Большой Ордынке и расположился на скамейке в сквере.
Сегодня утром Москва сияла. Зрелый май лез изо всех городских швов, вспарывал асфальт, кирпичи и штукатурку, валился с неба. Оживлённые, едва ли не праздничные москвичи и гости столицы спешили своими маршрутами. «Надо срочно завести знакомых, чтобы сталкиваться с ними на улицах!» – решил Болек и, прямо на скамейке приступив к завтраку, позвонил Софье.
– Можешь прийти в сквер у Лаврушинского? Надо поговорить. Нет-нет, в офисе исключено, там тоска! Давай скорее, у меня на твою долю сэндвич с сёмгой и миндальный круассан.
Когда Софья пришла, Болек уже покончил с трапезой и, привольно откинувшись на спинку скамьи, полистывал планшет.
– Ну, наконец! – приветствовал он сестру. – Я тут обдумываю, как развязаться со всем, что наворотил. Нужна твоя помощь! Присаживайся! – И сунул ей в руки пакет из булочной.
Софья опустилась на скамейку и положила пакет на колени. Есть ей не хотелось.
После того как вчера вечером она различила на запястье сестры вереницу блёкло-голубых бабочек – знаменитую «душу Курта», последние силы оставили её. Ей почудилось, будто она потеряла что-то дорогое, из детства. В подавленном сознании вперемежку плыли голоса близких. Все они сожалели о её напрасных надеждах и о горестном будущем.
Так прошёл вечер, а утром, столкнувшись в прихожей с чёрненькой собачкой, которую привела Ася, и покорно приняв таблетку против аллергии, Софья отвела Серафиму в сад, вернулась и, зайдя на кухню с немытой посудой, ощутила толчок в сердце. Нет, нельзя сдаваться! Бывший муж обратился в суд по вопросу опеки над дочерью. Предстоит война. Отринуть все глупости и собрать себя к бою!
Пренебрегши кофеваркой, Софья сварила себе крепчайший кофе в турке. Сосредоточенно и сурово, как заправская колдунья, присыпала корицей, бросила ломтик лимона. Глотнула, обжигая губы, и приняла решение: забыть обо всём и работать. Много, с напором, как раньше. Придумать новый проект!
Чародейство дало результат моментально: она ещё не успела допить кофе, а экран звенящего телефона уже высветил номер Болека. Неужели будут хорошие новости?
И вот теперь, выслушав его речь о грядущем закрытии филиалов Студии коучинга, Софья почувствовала, что больше не может бороться.
– Болек, объясни, почему? – спросила она с тоской. – Допустим, ты всё это перерос. Но почему ты лишаешь других возможности развиваться тем путём, каким они сами хотят?
– Это не развитие. Это погружение тщеславного и глупого клиента в ещё большее тщеславие и глупость, – возразил Болек. – Мне тошно, Соня, за свои деяния. Тошно упрощать мир, лишь бы денежки текли. Если бы ещё это стоило труда, а то ведь никакой работы ума! Главное – помнить, что фанат саморазвития умеет считать до десяти. Статейка о десяти пунктах – как победить прокрастинацию. Ещё статейка о десяти пунктах – как развить креативность. Десять минут на чтение пунктов, десять – на написание пунктов, на йогу, на визуализацию, и всё – ты укомплектован! Ты – супердуховный ёжик! И при этом ни малейшего подозрения о подмене. Зачем тратить годы на постижение поэзии, музыки, философии? Есть же статейки с пунктами!