– Заходите, мистер Френкел, – радушно пригласил он. – Радвас видеть.

– Я, видите ли, еду по вызову за город… и вот решилзаглянуть, чтобы еще раз выразить вам глубокую признательность за трубку. Мневсегда хотелось иметь именно такую.

– Я знаю, – с сияющей улыбкой сказал Гонт.

– Но у вас закрыто, так что я не стану беспокоить…

– Мой магазин никогда не бывает закрыт для самых дорогихклиентов, и вас, мистер Френкел, я включаю в их число. И далеко не последнимномером.

Заходите. – Он протянул руку.

Эверетт инстинктивно отпрянул, и Гонт, рассмеявшись,отступил, пропуская молодого фельдшера вперед.

– Честно говоря, я не могу задерживаться, – бормоталЭверетт, но чувствовал, как ноги сами несут его в полутемное помещениемагазина, как будто знают что делают.

– Еще бы, конечно, не можете, – сказал Гонт. – Лекарь долженвсегда быть на посту и во всеоружии, чтобы незамедлительно разорвать цепиболезни, сковавшие тело несчастных страдальцев. – На лице его возникла улыбка,сотканная из слегка вздернутых бровей, раздвинутых губ и крепко сжатых желтыхзубов:

– …А также изгнать дьявола, завладевшего душой. Так?

– Приблизительно, – пробормотал Эверетт и почувствовалнекоторое беспокойство, когда Гонт закрыл за ними дверь. Беспокоился он восновном о трубке: как бы с ней чего не случилось. Есть любители забираться вчужую машину. Даже при свете дня.

– С вашей трубкой все будет в порядке, – успокоил Гонт идостал из кармана белый конверт, на котором было написано только два слова:любовь МОЯ. – Вы помните, что обещали мне сделать одно небольшое одолжение,доктор Френкел?

– Я не док…

Брови мистера Гонта вытянулись в одну прямую линию, сойдясьна переносице, что заставило Эверетта вздрогнуть и замолчать на полуслове. Ондаже отступил на шаг.

– Вы помните или вы не помните? – резко переспросил Гонт. –Отвечайте быстро, молодой человек, а то у меня уже пропадает уверенность вбезопасности вашей трубки.

– Помню! – выпалил Эверетт. Он даже охрип от страха. – Яобещал подшутить над Сэлли Рэтклифф, логопедом.

Плотное соединение бровей на переносице слегка разошлось, итут же тревога стала отпускать Френкела.

– Ну вот и славно. Пришло время выполнить обещание, доктор.Вот, возьмите.

Он протянул конверт. Эверетт потянул конверт на себя,стараясь не коснуться при этом пальцев Гонта.

– Сегодня в школе выходной день, но мисс Рэтклифф сидит всвоем классе, проверяет журналы. Я знаю, вам не по пути к ферме Бергмейеров…

– Откуда вы все это знаете? – воскликнул потрясенный Эвереттглухим голосом, как кричит человек во сне. Мистер Гонт лишь отмахнулся отглупейшего вопроса:

– …но думаю, вам не составит труда заехать в школу наобратном пути, не так ли?

– Я думаю…

– …а поскольку посторонние в школе всегда вызываютподозрения, даже когда учеников нет, скажите, что вы заехали к школьноймедсестре.

– Если она на месте, то было бы естественно, я думаю, –бормотал Эверетт заплетающимся голосом, – тем более, что я…

– …тем более, что вы до сих пор не забрали отчет повакцинации школьников, – закончил за него Гонт. – Вот и хорошо. На самом делеее там не будет, но ведь вы этого не могли знать, не так ли? Загляните вкабинет и все. Но по пути туда или обратно, как будет угодно, бросьте конверт вмашину мисс Рэтклифф, ту самую, которую ей одолжил ее молодой человек. Япопросил бы вас положить его под сиденье водителя… но не совсем под него.

Положите так, чтобы уголок выглядывал.

Эверетту Френкелу не надо было объяснять, кто таков «молодойчеловек» мисс Рэтклифф – учитель физкультуры колледжа. Будь у него выбор,Эверетт предпочел бы разыграть его, самого Лестера Пратта, а не его невесту.Пратт был крепкий телом молодой баптист, всегда ходил в голубых футболках итренировочных штанах с белыми полосами вдоль обеих штанин снаружи. Это былпарень, чьи поры сочились потом и религиозностью в одинаковом количественном (икачественном) соотношении. Эверетту было на него в высшей степени плевать, ноон временами задумывался, спала ли с ним мисс Рэтклифф, такой лакомый кусочек.Он думал, что, скорее всего, нет еще. Предполагал, что после слишком долгихпоцелуев на крыльце перед расставанием, если Пратт слишком уж распалялся,Сэлли, вероятно, заставляла его сделать несколько приседаний на заднем дворе ипару кругов пробежаться вокруг дома.

– Сэлли снова разъезжает на праттмобиле?

– Конечно. – Гонт смотрел на него с некоторым недоверием. –Так что, доктор Френкел, вы готовы проявить свое остроумие?

– Конечно. – По правде говоря, Эверетт чувствовал большоеоблегчение.

Он боялся, что его заставят делать что-нибудь не слишкомприятное: подложить пистон в башмак мисс Рэтклифф, или слабительное вмолочно-шоколадный коктейль, или что-то вроде этого. А конверт – сущие пустяки,какой вред может причинить конверт?

Улыбка мистера Гонта, солнечная и доброжелательная, сноваозарила лицо.

– Очень хорошо. – Он сделал шаг к Эверетту, а тот с ужасомследил за хозяином магазина, опасаясь, что он захочет положить ему руку наплечо.

Эверетт сделал предупредительный шаг назад и таким жеобразом, пятясь, ретировался к выходу, сопровождаемый мистером Гонтом.

– Желаю вам наслаждаться трубкой, – произнес на прощаниехозяин магазина. – Я не говорил вам, что она когда-то принадлежала сэру АртуруКонану Дойлю, создателю великого и несравненного Шерлока Холмса?

– Нет! – У Эверетта перехватило дыхание.

– Конечно, не говорил, – мистер Гонт усмехнулся. – Ведь этобыло бы ложью, а я никогда не лгу, даже во имя успеха дела. Итак, не забудьте освоем небольшом долге, доктор Френкел.

– Не забуду.

– Тогда – удачи вам и доброго дня.

– И вам того…

Но Эверетт говорил в пустоту. Дверь с зашторенным стекломуже была закрыта.

Он еще некоторое время смотрел на нее задумчиво, потомнаправился к своему «плимуту». Если бы его теперь попросили подробнопересказать весь разговор с мистером Гонтом, он едва ли смог бы это сделать,поскольку почти не помнил ни того, что говорил сам, ни слов собеседника. Оннаходился в состоянии больного под легкой анестезией.

Первое, что сделал Эверетт, устроившись за рулевым колесом,– открыл «бардачок», вложил туда письмо с надписью ЛЮБОВЬ МОЯ и достал взаментрубку. Единственное, что он запомнил, это шутку мистера Гонта насчет того, чтотрубка принадлежала Конану Дойлю. А ведь он ему почти поверил. Как глупо!Достаточно лишь вложить ее в рот и стиснуть зубами, как имя истинного владельцастановится вполне очевидным. Конечно же, Герман Геринг.