— Это всё бред! Этому, что ты про меня говоришь, никогда,никогда не бывать! Завтра я к вам приду…

— Какая же сумасшедшая? — заметил Рогожин: — как же она длявсех прочих в уме, а только для тебя одного как помешанная? Как же онаписьма-то пишет туда? Коли сумасшедшая, так и там бы по письмам заметили.

— Какие письма? — спросил князь в испуге.

— Туда пишет, к той, а та читает. Аль не знаешь? Ну, такузнаешь; наверно покажет тебе сама.

— Этому верить нельзя! — вскричал князь.

— Эх! Да ты, Лев Николаич, знать, немного этой дорожки ещепрошел, сколько вижу, а только еще начинаешь. Пожди мало: будешь своюсобственную полицию содержать, сам день и ночь дежурить, и каждый шаг оттудазнать, коли только…

— Оставь и не говори про это никогда! — вскричал князь. —Слушай, Парфен, я вот сейчас пред тобой здесь ходил и вдруг стал смеяться, чемуне знаю, а только причиной было, что я припомнил, что завтрашний день — деньмоего рождения как нарочно приходится. Теперь чуть ли не двенадцать часов,Пойдем, встретим день! У меня вино есть, выпьем вина, пожелай мне того, чего яи сам не знаю теперь пожелать, и именно ты пожелай, а я тебе твоего счастьяполного пожелаю. Не то подавай назад крест! Ведь не прислал же мне крест надругой-то день! Ведь на тебе? На тебе и теперь?

— На мне, — проговорил Рогожин.

— Ну, и пойдем. Я без тебя не хочу мою новую жизньвстречать, потому что новая моя жизнь началась! Ты не знаешь, Парфен, что мояновая жизнь сегодня началась?

— Теперь сам вижу и сам знаю, что началась; так и ей донесу.Не в себе ты совсем, Лев Николаич!

С чрезвычайным удивлением заметил князь, подходя к своейдаче с Рогожиным, что на его террасе, ярко освещенной, собралось шумное имногочисленное общество. Веселая компания хохотала, голосила; кажется, дажеспорила до крику; подозревалось с первого взгляда самое радостноепрепровождение времени. И действительно, поднявшись на террасу, он увидел, чтовсе пили, и пили шампанское, и, кажется, уже довольно давно, так что многие изпирующих успели весьма приятно одушевиться. Гости были всё знакомые князя, ностранно было, что они собрались разом все, точно по зову, хотя князь никого незвал, а про день своего рождения он и сам только-что вспомнил нечаянно.

— Объявил, знать, кому, что шампанского выставишь, вот они исбежались, — пробормотал Рогожин, всходя вслед за князем на террасу, — мы эвтотпункт знаем; им только “свистни… — прибавил он почти со злобой, конечноприпоминая свое недавнее прошлое.

Все встретили князя криками и пожеланиями, окружили его.Иные были очень шумны, другие гораздо спокойнее, но все торопились поздравить,прослышав о дне рождения, и всякий ждал своей очереди. Присутствие некоторыхлиц заинтересовало князя, например, Бурдовского; но всего удивительнее было,что среди этой компании очутился вдруг и Евгений Павлович; князь почти веритьсебе не хотел и чуть не испугался, увидев его.

Тем временем Лебедев, раскрасневшийся и почти восторженный,подбежал с объяснениями; он был довольно сильно готов. Из болтовни егооказалось, что все собрались совершенно натурально и даже нечаянно. Преждевсех, перед вечером, приехал Ипполит, и, чувствуя себя гораздо лучше, пожелалподождать князя на террасе. Он расположился на диване; потом к нему сошелЛебедев, затем всё его семейство, то-есть генерал Иволгин и дочери. Бурдовскийприехал с Ипполитом, сопровождая его. Ганя и Птицын зашли, кажется, недавно,проходя мимо (их появление совпадало с происшествием в воксале); затем явилсяКеллер, объявил о дне рождения и потребовал шампанского. Евгений Павлович зашелвсего с полчаса назад. На шампанском и чтоб устроить праздник настаивал изовсех сил и Коля. Лебедев с готовностью подал вина.

— Но своего, своего! — лепетал он князю: — на собственноеиждивение, чтобы прославить и поздравить, и угощение будет, закуска, и об этомдочь хлопочет; но, князь, если бы вы знали, какая тема в ходу. Помните уГамлета: “быть или не быть?” Современная тема-с, современная! Вопросы и ответы…И господин Терентьев в высшей степени… спать не хочет! А шампанского он толькоглотнул, глотнул, не повредит… Приближьтесь, князь, и решите! Все вас ждали,все только и ждали вашего счастливого ума…

Князь заметил милый, ласковый взгляд Веры Лебедевой, тожеторопившейся пробраться к нему сквозь толпу. Мимо всех, он протянул руку ейпервой; она вспыхнула от удовольствия и пожелала ему “счастливой жизни с этогосамого дня”. Затем стремглав побежала на кухню; там она готовила закуску; но идо прихода князя, — только что на минуту могла оторваться от дела, — являласьна террасу и изо всех сил слушала горячие споры о самых отвлеченных и странныхдля нее вещах, не умолкавших между подпившими гостями. Младшая сестра ее,разевавшая рот, заснула в следующей комнате, на сундуке, но мальчик, сынЛебедева, стоял подле Коли и Ипполита, и один вид его одушевленного лицапоказывал, что он готов простоять здесь на одном месте, наслаждаясь и слушая,хоть еще часов десять сряду.

— Я вас особенно ждал и ужасно рад, что вы пришли такойсчастливый, — проговорил Ипполит, когда князь, тотчас после Веры, подошелпожать ему руку.

— А почему вы знаете, что я “такой счастливый”?

— По лицу видно. Поздоровайтесь с господами и присядьте кнам сюда поскорее. Я особенно вас ждал, — прибавил он, значительно напирая нато, что он ждал. На замечание князя: “не повредило бы ему так поздно сидеть?” —он отвечал, что сам себе удивляется, как это он три дня назад умереть хотел, ичто никогда он не чувствовал себя лучше, как в этот вечер.

Бурдовский вскочил и пробормотал, что он “так…”, что он сИпполитом “сопровождал”, и что тоже рад; что в письме он “написал вздор”, атеперь “рад просто…”. Не договорив, он крепко сжал руку князя и сел на стул.

После всех князь подошел и к Евгению Павловичу. Тот тотчасже взял его под руку.

— Мне вам только два слова сказать, — прошептал онвполголоса, — и по чрезвычайно важному обстоятельству; отойдемте на минуту.

— Два слова, — прошептал другой голос в другое ухо князя, идругая рука взяла его с другой стороны под руку. Князь с удивлением заметилстрашно взъерошенную, раскрасневшуюся, подмигивающую и смеющуюся фигуру, вкоторой в ту же минуту узнал Фердыщенка, бог знает откуда взявшегося.

— Фердыщенка помните? — спросил тот.

— Откуда вы взялись? — вскричал князь.

— Он раскаивается! — вскричал подбежавший Келлер: — онспрятался, он не хотел к вам выходить, он там в углу спрятался, онраскаивается, князь, он чувствует себя виноватым.

— Да в чем же, в чем же?

— Это я его встретил, князь, я его сейчас встретил и привел;это редкий из моих друзей; но он раскаивается.