обращаюсь к Вам, хозяину этой квартиры, ни имени, ни фамилии Вашей не зная до сих пор, с горячей просьбой простить то преступное легкомыслие, с которым я бросился в Вашу квартиру. Откровенно признаюсь, что в эту минуту я действовал под влиянием скверного чувства самосохранения, и поэтому мысль об опасности, возникающей из-за меня для совершенно незнакомых мне людей, каким-то чудом не пришла мне в голову.

Воспоминание об этом заставляет меня краснеть и угнетает меня. В оправдание свое не скажу ни одного слова и только бесконечно прошу Вас простить меня! Л. Каннегисер».

Получилось изысканно, вполне в духе Серебряного века. Осталось только выяснить, как сложилась судьба этого человека и его близких в 1930-х, не припомнил ли какой-нибудь бдительный сосед этой семьи тот случайный эпизод.

Менее двух часов после убийства Моисея Урицкого президиум Петроградского Совета разослал всем районным Советам, красноармейским штабам и комендатурам Комитета революционной охраны Петрограда «экстренное» сообщение о задержании убийцы — «правого эсера» Каннегисера — и о причастности к террористическому акту иностранных агентов. В директиве предписывалось немедленно произвести максимально возможные обыски и аресты представителей буржуазии, царского офицерства, подозрительных элементов среди студентов, служащих, а также граждан, имевших английское и французское подданство.

Сама же инициатива по развёртыванию в Петрограде полномасштабного «красного террора», включая массовые расстрелы контрреволюционеров, исходила от Петербургского комитета РКП(б). Сразу же после получения известия о гибели Урицкого «революционный диктатор Петрограда» Г. Е. Зиновьев созвал совместное совещание партийного руководства с сотрудниками ЧК, которое состоялось 30 августа в гостинице «Астория». О нём рассказывала в своих воспоминаниях секретарь бюро ЦК РКП (б) Елена Дмитриевна Стасова. В самом начале Г. Зиновьев, напомнив собравшимся о «сдержанной» позиции партии после убийства В. Володарского, потребовал, чтобы на этот раз «соответственные меры» были приняты безотлагательно. В числе первоочередных мероприятий он предлагал «разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице», для чего партийный руководитель предложил их вооружить.

«В эту эпоху мы должны быть террористами! — говорил на заседании Григорий Зиновьев. — Да здравствует красный террор!»

Манифестация «Да здравствует красный террор!»

Идея о всеобщем вооружении рабочих не нашла понимания у только что назначенного руководителем ЧК Н. К. Антипова, поэтому на своей должности он продержался всего 15 дней.

В конце концов было принято решение о создании в районах специальных троек для выявления «контрреволюционных элементов». Прочие меры, согласованные на этом совещании или сразу после него, включали немедленную ликвидацию значительного числа политических заложников по упрощённой процедуре. Секретарь Петроградского комитета РКП(б) Е. Д. Стасова, имевшая в партии огромный авторитет и влияние, была делегирована в президиум Петроградской ЧК для проверки законности включения в списки лиц, подлежащих расстрелу.

Принятые на совещании лозунги (без них было никак нельзя) уже на следующий день появились на первых полосах всех большевистских газет: «На белый террор контрреволюции мы ответим красным террором революции!» и «Белогвардейцы слишком долго оставались безнаказанными — настал час расплаты!».

Владимир Маяковский:

Белогвардейца

найдёте — и к стенке…

Практически через неделю после резонансных терактов СНК РСФСР, по предложению Ф. Э. Дзержинского 5 сентября 1918 года принял Декрет «О красном терроре»: «Необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путём изолирования их в концентрационных лагерях… Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам…»

Нарком внутренних дел РСФСР, бывший депутат Государственной Думы IV созыва И. П. Петровский в циркулярной телеграмме региональным управлениям предписывал немедленно произвести аресты правых эсеров, представителей крупной буржуазии, офицерства и держать их в качестве заложников. Указано, что при попытке скрыться или контрреволюционных вылазках должен применяться «массовый расстрел, немедленно и безоговорочно… Ни малейшего колебания при применении массового террора!»

Не замеченный ранее в кровожадности Анатолий Мариенгоф теперь солирует в общем хоре требующих кровавого возмездия:

Кровью плюём зазорно

Богу в юродивый взор.

Вот на красном чёрным:

— Массовый террор.

Мётлами ветру будет

Говядину чью подместь

В этой черепов груде

Наша красная месть.

По тысяче голов сразу

С плахи к пречистой тайне.

Боженька, сам Ты за пазухой

Выносил Каина,

Сам пригрел периной

Мужицкий топор. —

Молимся Тебе матерщиной

За рабьих годов позор.

(Мариенгоф А. Б. 1918).

При этом как-то подзабылось, что председатель ВЦИК и секретарь ЦК РКП(б) Я. М. Свердлов, выступая на V Всероссийском съезде Советов с отчётом съезду 5 июля 1918 года, стал первым советским чиновником высшего ранга, который призывал к «красному террору» против контрреволюции и врагов Советской власти, при этом выражал твёрдую уверенность, «что вся трудовая Россия отнесётся с полным одобрением к такой мере, как расстрел контрреволюционных генералов и других врагов трудящихся».

Однако надо было иметь в виду, что аппарат ЧК на местах пока ещё не был готов к таким массовым акциям. Петроградская Чрезвычайная комиссия за период с 1 марта по 6 июня 1918 года рассмотрела всего 196 дел, из которых только 18 были возбуждены по политическим мотивам, остальные были связаны с обвинениями в бандитизме или спекуляции. Да и особой необходимости в этом не было, первоначально большевики действительно вели себя опрометчиво либерально: выпускали из тюрем заключённых, определённых туда «кровавым» Временным правительством, освобождали своих явных врагов «под честное слово» и т. д. Так на свободу вышел бывший начальник Петербургского охранного отделения, куратор Е. Азефа, генерал-лейтенант полиции А. В. Герасимов, «черносотенец» В. М. Пуришкевич получил четыре года общественных работ при тюрьме, но вскоре вообще был прощён новой властью — освобождён после личного вмешательства Ф. Э. Дзержинского и Н. Н. Крестинского, а 1 мая 1918 года декретом Петросовета был амнистирован, под честное слово были выпущены на свободу генерал-лейтенант П. Н. Краснов — будущий группенфюрер ваффен-СС, в конце апреля 1918 года были отпущены из тюрьмы казачий атаман А. Г. Шкуро, арестованный как организатор антибольшевистского партизанского отряда, саботажники-генералы В. Болдырев и В. Марушевский, бывшие министры Временного правительства Н. Гвоздев, А. Никитин и С. Маслов, генерал-квартирмейстер Северного фронта В. Барановский, бывший военный министр Временного правительства, один из лидеров антисоветского «Союза возрождения России» А. Верховский, бывший обер-прокурор Святейшего синода и крупный помещик А. Самарин, председатель «Союза Союзов» А. Кондратьев, организовавший забастовку госслужащих в Петрограде, председатель «Комитета общественной безопасности» В. Руднев, а также десятки других граждан, которых можно было подозревать в чём угодно, только не в симпатиях к советской власти.

28 ноября 1917 года Петроградской ЧК была арестована одна из руководителей партии кадетов графиня С. В. Панина, в распоряжении которой находились фонды министерства народного просвещения Временного правительства. Денежные средства графиня ухитрилась разместить в иностранных банках с условием, что они должны быть выданы только «представителям законного режима».