входит напыщенная простота стиля, которая свойственна классицизму. (…) Многие слова стали писаться с большой буквы, аллегорические фигуры, олицетворявшие абстракции, сошли в литературу, и мы заговорили с медлительной важностью и величественной жестикуляцией». Действо, которое разворачивалось на суде в Колонном зале Дома Союзов, и спектакль на сцене МХАТа, совсем рядом, мало чем отличались друг от друга. «Весь мир — театр, все люди в нём актёры…»

Во время показательных судебных процессов профессиональная игра на публику периодически дополнялась самодеятельными выступлениями политических назначенцев, затем уже перформанс воспроизводился на массовых митингах и собраниях, конференциях и партхозактивах. В зависимости от замысла «режиссёров-постановщиков» суда варьировались как формы публичности, так и количество участников и их состав. Постепенное превращение судебного процесса в политическое шоу способствовало развитию этого жанра: участники в ряде случаев могли смело отходить от написанных заранее текстов, позволяли себе импровизацию, демонстрировали высокое актёрское мастерство.

Прокурор РСФСР Н. В. Крыленко в заключение своей программной статьи «Классовая борьба путём вредительства» в феврале 1930 года подчеркнул: «Для буржуазной Европы и для широких кругов либеральствующей интеллигенции может показаться чудовищным, что советская власть не всегда расправляется с вредителями в порядке судебного процесса. Но всякий сознательный рабочий и крестьянин согласится с тем, что советская власть поступает правильно». [2.9]

Довольно скоро показательные судебные процессы в отношении «врагов народа» стали неотъемлемой частью советской системы правосудия. Будет исправлена и досадная «ошибка», допущенная в отношении самого товарища Н. В. Крыленко. По иронии судьбы старого большевика, наркома юстиции, доктора права и автора более 100 научных работ осудят за участие во вредительской организации с 1930 года. Во время предварительного следствия он содержался в Бутырской тюрьме в одной камере вместе с уголовниками, сокамерники определили бывшему прокурору место под нарами. Как «троцкист и вредитель» Николай Крыленко был приговорён к высшей мере наказания. Приговор в его отношении привёл в исполнение лично председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР армвоенюрист В. В. Ульрих.

В качестве эпиграфа к своему роману «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков выбрал цитату из «Фауста» Гёте, в собственном переводе: «Так кто ж ты, наконец? — Я — часть силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Впрочем, есть на эту тему ещё одно, правда, не буквальное высказывание Николая Асеева в новелле «Охота на гиен»: «Желудок — их главный орган, ему они подчиняют все желания и стремления. Однако в удовлетворении его требований они вовсе не мирятся на простой пище. Их требования велики, и в душе они считают себя князьями мира, обойдёнными славой и властью лишь по воле несправедливой судьбы. (…) Их желудок разнежен и сладострастен, как скрипка, хотя в то же время приспособлен и к самой грубой еде. Но венцом их вкусовых ощущений остаётся всё-таки падаль, тронутая тлением. Это и утверждает их в необычайности их вкуса, в отличие его от простых аппетитов. Они считают это отличием, оставленным на них забывшей их судьбой. И они льстят этой судьбе, глотая придорожную пыль, ища горькое сладострастие в собственном унижении, пресмыкаясь так судорожно, что в самом пресмыкательстве этом видна вся острота их самовлюблённости, их высокой оценки самих себя, безудержного обожания каждого своего движения, которое они доводят до эпилептической напряжённости, до сведённости одержимого.

Они проходят среди обычных людских фигур почти что серыми тенями, стараясь не отличаться от окружающего, не выделяться из него, чтобы не заметил никто их щипцами стиснутых челюстей с клокочущей слюною сладострастия. Они опасны (…) вся их сложная, страшная и с виду такая безопасная структура, таящая острые зубы мелкого хищника, ворующего без риска, вредящего с оглядкой, осмотрительно, но тем более гнусно и подло». (Асеев Н. Н. Собр. соч. в 5 томах. Т. 5. М.: Художественная литература, 1964).

Пожалуй, эти слова как нельзя точно характеризовали деятельность правоохранителей в то лихое время.

Осип Брик как-то поделился с друзьями воспоминаниями о совещании в ВЧК с участием Ф. Э. Дзержинского. «Железный Феликс» говорил об опасностях разлагающей бесконтрольности в органах и о том, что каждого чекиста через год работы можно отдавать под суд, где он и должен доказывать свою невиновность. В подтверждение его позиции 16 сентября 1919 года вся Москва с интересом читала очередной номер газеты «Вечерние Известия Московского совета рабочих и красноармейских депутатов», где были опубликованы стенограммы заседаний Московского Революционного Трибунала: слушалось дело 27 сотрудников уголовного розыска, которые во главе с начальником Центррозыска К. В. Розенталем, начальником управления уголовного розыска И. В. Потаповским — бывшим сотрудником охранного отделения, — с участием агентов Берёзкина, Земского, Рогова и др. организовали работу нелегального игрового притона «Треф» в центре города, где промышляли продажей самогона, обчищали проворовавшихся служащих, которые проигрывали казённые деньги, и т. д. Народные милиционеры объясняли наличие игорного дома сложившейся оперативной необходимостью, а присвоение сотен тысяч рублей — расходами на содержание осведомителей. «Они рисуют в целом довольно яркую картину той явно нездоровой обстановки в отделении уголовного розыска, в которой ткалась паутина преступлений, в конце запутавшая громадное число ответственных работников уголовного розыска», — писала газета «Вечерние новости» в 1919 году.

В итоге по приговору трибунала В. Дмитриев, В. Филиппов и Ф. Тюрин были расстреляны, их подельник И. Потаповский был приговорён к 20 годам лишения свободы с конфискацией его капиталов, «в чём бы они ни выражались». Трибунал также постановил, что на основании экспертизы, установившей психическую ненормальность начальника угро Розенталя, «дело о нём прекратить; дела по обвинению Васильева и Генрихсона, находящихся на испытании в психиатрической лечебнице, отложить до выяснения их психического состояния, а дело Шеварнадзе отложить до его розыска». Остальные «оборотни» получили различные сроки наказания: от 1 года до 10 лет лишения свободы. Показательным в приговоре был индивидуальный подход к каждому сидевшему на скамье подсудимых (все приговоры были разные), а также то, что осуждённым на срок 1–2 года предлагалось выбрать между лагерем и высылкой за переделы Советской России. Для кассации был определён срок 48 часов.

В декабре 1922 года Военная коллегия Верховного Трибунала слушала дело по обвинению бывших коменданта трибунала Петроградского военного округа Тарабукина, начальника комендантской команды Боровкова, следователя трибунала Мейселя, красноармейца комендантской команды Ефимова и граждан Нарета и Шустера, ранее служивших в ВЧК и занимавших в трибунале ответственные должности, «в производстве незаконных обысков в квартире гражданина Арнольда и в убийстве, с целью ограбления, московского ювелира В. Гитмана». Защитниками по делу выступали Коммодов, Бобрищев-Пушкин, Кац и Михайлов.

Как установило предварительное следствие, организованная группа сотрудников трибунала сфальсифицировала документы, на основании которых в квартире гр. Арнольда неоднократно производились обыски.

Часть ценностей, которые хранились в трибунале в качестве вещественных доказательств, комендант Тарабукин заложил в ломбарде. Однако неожиданная ревизия ТПВО заставила его