— Ответь на несколько вопросов. На лице Зака тотчас же появилосьнастороженное выражение.

— Ну что ж, возможно. Это будет зависеть от того, какимибудут вопросы.

Его абсолютно не располагающий к дальнейшим вопросам ответнемного поколебал решимость Джулии, но она тем не менее продолжала:

— Ты ведь собираешься найти настоящего убийцу своей жены,правда?

— Попробуй задать другой вопрос, — сказал Зак ровным,бесцветным голосом.

— Хорошо. У тебя есть какие-то соображения по поводу того,кто это может быть?

— Тебе лучше выбрать другую тему для расспросов. Егосовершенно ненужная резкость больно ранила Джулию. Не только потому, что впоследнее время она стала очень чувствительной к перемене его настроений, но ипотому, что искренне была уверена в том, что имеет право знать ответ. Стараясьне выдать обуревавших ее чувств, она спокойно попросила:

— Пожалуйста, не надо разговаривать со мной подобнымобразом.

— Хорошо. Тогда, пожалуйста, выбери какую-нибудь другую темудля разговора.

— Может быть, ты все-таки соизволишь хотя бы выслушать меня?Попытайся понять — когда проходил суд, я по обмену училась за границей. Я дажетолком не знаю, как именно все произошло, а мне бы очень хотелось это узнать.

— Ты можешь найти все, что тебя интересует, в библиотеке, вподшивке старых газет. Можешь заняться этим, когда вернешься домой.

Если что и могло вывести Джулию из себя, так это сарказм.

— Послушай, черт побери, меня совершенно не интересует то,что писали газеты! Я хочу узнать, как все произошло, именно от тебя. Мненеобходимо услышать твою версию.

— В таком случае, тебе не повезло. — С этими словами Заквстал, поставил бокал и протянул ей руку.

Джулия тоже поднялась, не желая, чтобы он возвышался над нейкак гора, и автоматически вложила свою руку в его, думая, что это жестпримирения.

— Давай ляжем в постель.

Джулия рывком выдернула руку. Его оскорбительное отношение кней было просто невыносимым.

— Не хочу. Неужели я требую от тебя слишком многого?По-моему, это просто мелочь по сравнению с тем, через что мне пришлось пройтипо твоей милости с тех пор, как мы познакомились, и ты это понимаешь не хужеменя!

— Я не собираюсь снова вспоминать тот день ради кого бы тони было. И тебя в том числе, — огрызнулся Зак. — Я это уже делал сотни раз вполиции и на суде. Теперь этой темы для меня просто не существует. Она закрыта.Раз и навсегда.

— Но я же хочу помочь. Прошло уже пять лет. За это времятвои воспоминания и точка зрения на определенные вещи могли измениться. А мы бысоставили список всех, кто был там в тот день, и ты бы рассказал мне о каждомиз этих людей. Я отношусь к ним ко всем абсолютно непредубежденно, и это моглобы помочь. Может быть, я свежим взглядом подметила бы то, что ты в свое времяпроглядел…

Его презрительный смех оборвал Джулию на полуслове:

— Каким же это образом ты могла бы мне помочь?

— Я могу попытаться!

— Не говори глупостей. Я истратил более двух миллионов наадвокатов и частных детективов, но никто из них не смог найти ни одноговозможного подозреваемого, кроме меня.

— Но…

— Хватит об этом, Джулия!

— Нет, не хватит! В конце концов, я имею право наобъяснение!

— Ты не имеешь никаких прав ни на что, — резко оборвал ееЗак. — И мне абсолютно не нужна твоя помощь.

Джулия отшатнулась, как будто он ее ударил, но смогласдержать свою ярость и ничем не выдать того, насколько он унизил ее.

— Понятно, — сказала она.

И ей действительно было все понятно — ему не нужно от нееничего, кроме постели. От нее не ждали рассуждений — от нее ждали толькочувств. Она должна была лишь развлекать его и по первой прихоти удовлетворятьсексуальные потребности.

Зак взял ее за плечи и притянул к себе:

— Пойдем в постель.

— Убери свои руки! — прошипела Джулия, резко вырываясь иотпрыгивая от него, как кошка. Дрожа от ярости и злости на собственноелегковерие, она пятясь обошла диван и кофейный столик так, чтобы иметьсвободный проход в свою спальню.

— Джулия, какого черта ты пытаешься кому-то доказать?

— Я никому ничего не доказываю. Я просто только что поняла,какой бессердечный мерзавец ты есть на самом деле! — Застывшее ледяноевыражение его лица ничуть не охладило бушевавшую в ней ярость. — После этогодома ты собираешься просто перебраться в очередное, более надежное убежище! Тыникогда и не собирался найти настоящего убийцу!

— Нет! — огрызнулся Зак.

— Тогда ты должен быть самым большим трусом на свете! — субийственным сарказмом проговорила Джулия, будучи слишком разъяренной для того,чтобы дрогнуть перед новым, не предвещающим ничего хорошего выражением еголица. — Если же это не так, значит, ты и есть настоящий убийца!

Открыв дверь в свою комнату, она задержалась на пороге и злодобавила:

— Я уезжаю завтра утром, и если ты собираешься задержатьменя, то тебе придется прибегнуть к помощи пистолета!

Зак смерил ее презрительным взглядом.

— Задержать тебя? — язвительно переспросил он. — Да я самподнесу твою сумку до машины!

Не дослушав последних слов, Джулия захлопнула за собой дверьспальни. Из последних сил сдерживая слезы, она сняла брюки и надела большуюмайку, которую обычно использовала в качестве ночной рубашки. И лишь когда онаоказалась в постели и выключила свет, самообладание окончательно изменило ей.Натянув толстое стеганое одеяло до самого подбородка, Джулия перевернулась наживот и уткнулась лицом в подушку. Она плакала от стыда и унижения, которомуподверглась по собственной же глупости и легковерию. Она плакала до тех пор,пока просто не иссякли все слезы, после чего, совершенно измученная иопустошенная, перевернулась на бок и застывшим взглядом уставилась на залитыйлунным светом зимний пейзаж.

В то же время в своей спальне Зак пытался успокоиться,выбросив из головы сцену, которая только что произошла в гостиной. Но все егоусилия были тщетны. Слова Джулии настойчиво звучали в ушах, причиняянестерпимые мучения, тем большие, чем чаще он вспоминал презрительное выражениеее лица, когда она назвала его трусом и убийцей. Раньше ему казалось, что завремя судебного расследования и заключения у него выработался иммунитет кподобного рода оскорблениям, но, очевидно, Джулии удалось каким-то образомпробиться сквозь броню. Он ненавидел ее за это, но еще сильнее ненавидел себяза то, что позволил ей это сделать.