На нее пахнуло ароматом дорогого римского вина и жареногомяса. Похоже, он даже не вымыл руки, а после пира едва сумел добраться до ложа.Сильная рука грубо ухватила ее за плечо.

Она охнула, грубые ладони накрыли груди, слегка сдавили. Отего тела шел сухой жар, затем охнула снова, уже под его весом.

Сильные руки обхватили властно, но вместе с тем нежно. Повсему ее телу прокатилась волна истомы, в голову прилило как расплавленнымсвинцом, а в жилах зашумела и начала вскипать кровь... В какой-то момент онаощутила боль, тихонько вскрикнула, однако ее нежное тело само начало отвечатьна зов этого сильного могучего зверя, горячие волны накатывались все чаще, оначувствовала приближение чего-то безумного, по спинному хребту прокатилсяогненный шар, ворвался в мозг и ослепил невыносимо сладостной пыткой...

Одновременно она услышала довольный рев, сильные руки сжали,будто в судорогах, в ухо выдохнуло горячим, и пальцы рекса на ее телеразжались.

Он упал рядом, тяжело дыша. Она лежала недвижимо,опустошенная, только в глазах стояли слезы. В голове билась толькоодна-единственная мысль: почему? Почему она отказывала... не ему, а себе,почему все это время отказывала себе в такой ослепляющей радости?

Глаза чуть привыкли к едва заметному свету, что падал в окно.Она увидела, как Фарамунд повернулся, рука его опустилась на пол, пошарила.Затем через зал мелькнуло нечто, послышался сильный удар в дверь. По ту сторонустворок загрохотало, словно у просыпающегося стража из рук вывалилось копье.

Дверь распахнулась, в зал ворвался широкий луч света отфакела. На пороге лежал темный предмет, в котором она узнала сапог Фарамунд.

Голос стража прозвучал непристойно громко:

— Звал, хозяин?

Фарамунд распорядился:

— Принеси светильник. Поставь у двери и уходи.

— Сделаю, — отчеканил страж с облегчением.

Брунгильда затаивала дыхание. Через мгновение в полосе светапоявился страж со светильником в руке. Она видела его блестящие глаза, заметитьее обнаженное тело в полутьме трудно, однако страж все равно поставилсветильник чересчур поспешно и торопливо исчез.

Фарамунд слез, она украдкой рассматривала со спины егомогучий атлетический торс. Красноватый свет выделял могучие группы мышц спины,зато бедра узкие, как у юноши, а мускулистые руки вылеплены красиво, в нихчувствуется настоящая мощь.

Свет упал на ее лицо. Она прикрыла глаза рукой. Фарамундопустил светильник на стол рядом с ложем. Сквозь растопыренные пальцы онасмотрела в его нависшее над нею лицо. Сердце билось учащенно, она чувствовала,что этот сильный человек сейчас снова набросится на нее, в нем кипит мощь,сила, он снова начнет сладко терзать ее роскошную плоть, она снова начнетумирать в сладчайшей агонии, когда все тело тает...

Голос его прозвучал хриплый, изломанный не то страстью, нето сильным удивлением:

— Брунгильда?

— Я, — прошептала она. — Это я, Фарамунд...

Она сама чувствовала, каким непривычно сладким и чувственнымстал ее голос, и его имя звучало, словно она его пела на римский манер.

Он сел рядом, в глазах было странное выражение:

— Но... почему?

Она промурлыкала:

— Разве не я жена твоя?

— Ты сама, — прошептал он, — ты сама послалавместо себя служанку!

— Наш брак был политическим браком, — напомнилаона. — Но теперь...

— Что теперь?

— Я подумала, что довольно ей занимать принадлежащеемне место.

Он спросил тупо:

— Зачем? Зачем?

Она уже раскрыла рот, чтобы сказать правду. Уже. Уже началабыло произносить... но проклятое чувство, которое не позволяло ронять себяперед простолюдинами, заставляло держать спину ровной, а взгляд гордым,которое...

— Супруге конунга, — ответила она, — которыйстолько времени проводит в войнах... необходима... надежность. А эту надежностьможет дать только наследник.

Он молча нависал над нею, тяжелый, как прогретая на солнцескала. От его сильного тела шли незримые волны, в ответ на которые в ее телеснова просыпалось желание. Со счастливым смятением она поняла, что отныневсегда ее будет тянуть к этому необыкновенному человеку. И что никогда ни одинмужчина не сумеет зажечь в ней этот огонь.

Затем она услышала тяжелый вздох. Пахнущее мужским потомсильное тело качнулось, она приготовилась блаженно принять его тяжесть, ощутитьсильные пальцы на своей нежной плоти, однако Фарамунд внезапно встал. Онавидела, как мелькнула его одежда, затем услышала быстрые удаляющиеся шаги. Хлопнуладверь.

Когда Фарамунд выскочил в коридор, Рикигур вскочил,изобразил готовность к бою. В дальнем краю Фюстель и еще кто-то из новеньких,что бросали кости, насторожились и привстали. Он махнул им, играйте дальше,бегом пронесся вниз, замелькали комнаты прислуги, вот дверь Клотильды. Толкнул,не заперто, вбежал, взгляд разом охватил пустое помещение, неразобраннуюпостель... Да, на эту постель сегодня никто не ложился.

— Где же она? — пробормотал он. К горлу поднималсястранный комок. — Клотильда...

Уже быстрым шагом вышел на крыльцо. Воздух, сырой и теплый,пахнул в лицо, в лунном свете поблескивали, как пляшущие комарики, мелкие каплиночного дождя. Глаза сразу выхватили у дальнего столба женскую фигуру.

Клотильда стояла под легким дождиком мокрая, как утонувшаякрыса, жалкая. Волосы прилипли, по лицу бежали капли. Комок в горле разросся,Фарамунд хотел что-то сказать, но не мог, дышать стало трудно.

Он шагнул, обхватил мокрое вздрагивающее от холода тело,прижал к себе. Она прятала лицо, он насильно поддел за подбородок, наклонился.По ее лицу все еще бежали капли, он ощутил на губах солоноватый привкус. Словночего-то испугавшись, она поспешно опустила голову.

— Рекс, — услышал он ее боязливый шепот. — Яотдала тебе свое тело, свою честь, свою душу... Больше у меня ничего нет.

— Я строю большую крепость на берегу красивойреки, — ответил он таким же жарким шепотом, — так пока толькоруины... остатки римского городка, но... если хочешь, можно туда переехатьпрямо сегодня.

Она все еще прятала лицо у него на груди. Он чувствовал, каквздрагивает ее тело. Наконец, словно чему-то поверив, ее холодные тонкие рукиобхватили его, она прижалась жадно и отчаянно, как испуганный ребенок.

— Я перееду тоже, — сообщил он. Решение пришлонеожиданно, но с каждым мгновением он понимал, что это самый лучшийвыход. — А этот Римбург пусть остается Брунгильде.

Она прошептала ему в грудь:

— Я пойду за тобой, куда скажешь. В лагерь, в шалаш, ввоинский шатер...