– Помолимся Богам – поблагодарим их за хлеб насущный, – серьёзно проговорила Агафья, закрыв глаза.

Борис с сёстрами тут же последовали примеру матери, а Ратибор с Иваном переглянулись: Ратибор с братом никогда не молились Богам, и в семье Ивана сие не было заведено.

– Приступим к трапезе. – Агафья открыла глаза. – Как вам служится, витязи удалые? – она с искренним участием посмотрела на сына и его друзей.

– Смурно, – хмуро ответил Ратибор. Ему казалось, что перед Агафьей хвастаться или бравировать не нужно – мать Борислава учует напускное.

– Да, – кивнула она, – настало печальное время.

– Мам! – нахмурился Борислав. – Не стоит так говорить!

Но Агафья лишь махнула рукой:

– Богиня Макошь всю пряжу спутала, – устало вздохнула, смотря на то, как Маруся ломает хлеб. – Говори не говори – всё одно – сгинем в Моровом Царствии рано или поздно. Не от навий, так от голода, если и этим летом ничего не понарастёт.

– Мам, опять ты за своё, – возмутилась Любляна. – Сама ж нас учила не впускать в душу Тьму. А страхи – это главное оружие Мора.

Повисло молчание – каждый думал о своём, не решаясь притронуться к дымящейся еде. Не говорил даже Борислав.

– Давайте обедать, – робко предложила Маруся, не поднимая глаз, – витязи, пришедшие с братом, смущали её. – А то остынет же…

Ратибор улыбнулся и принялся за еду. Агафья вновь за что-то бранила дочерей, Борислав поддакивал матери, а Иван сдерживал смех. Ратибор разглядывал бедную комнату, и на мгновение ему почудилось, будто ставни открыты – льётся яркий летний свет, и поют за окном птицы…

Никто не заметил, как чёрное ничто, обступившее дорогу, обернулось лесом. Сначала сквозь мрак проступили едва видимые очертания деревьев, затем морок становился всё более осязаемым, пока не обрёл форму: сизый туман стелился над чёрной землёй, цепляясь за сухие безжизненные ветви, покрытые белой паутиной. Воздух замер, не смея нарушить тишину мёртвого бора, сквозь который вела серая дорога.

– Ты уже не сможешь вернуться. Ты не сможешь спасти Василису, ты предал её, – шептал голос из Тьмы, клубящейся подле обветшалых елей.

«Тебя не существует. – Веслав отгонял морок. – Ты – мой страх».

– Конечно, – соглашалась Тьма. – Но я говорю тебе правду.

Веслав, стараясь не обращать внимания на шёпот, посмотрел на Стража – костлявая птица в человеческом обличье шла за медным царством по серой дороге, которой, казалось, не будет конца.

Рядом с Веславом ступал Светозар, за ним – Любомир с Велем; Серебряный Дрозд летел впереди над катившемся по дороге царством.

От усталости кружилась голова и болели ноги, но никто из путников не решался остановиться на отдых.

– Сколько ещё идти? – спросил Веслав Ворона.

Страж пожал острыми плечами.

– Это от вас зависит – вы даже лес наворожили своими думами о Свете, – прокряхтел. – Неявленное – вечно.

– Ты можешь изъясняться понятнее? – рассердился князь.

– Куда уж понятнее, – скрипнул Привратник. – Когда вы отпустите Тьму, она вас отпустит тоже.

– Мор бы тебя побрал, – огрызнулся Веслав и оглянулся. Взору князя предстал лес, которого он ранее не замечал.

– Когда это случилось? – удивился Вель, озираясь.

– Когда каждый из нас вспомнил Свет, – тихо предположил Светозар, положив на грудь руку: раны вновь заныли, идти стало тяжелее, голоса звали во Тьму, но сын Леса не показывал душевной муки. – Видимо, неявленное обрело новый лик.

– А ты недурён, – усмехнулся Ворон, вывернув голову на Светозара. – Может, ты выведешь всех к Белой Дороге?

Светозар промолчал: он не мог сказать, что боль мешает ему отринуть давно забытый страх – страх обернуться к Тьме и внять ей.

– Неявленное сможет отпустить того, кто оставит свой страх? – спросил Любомир Стража.

Ворон сипло засмеялся, продолжая идти вперёд с обращённой назад головой.

– Это не оно вас держит, а вы его, – хрипел. – Как только отпустите – откроются Врата, и Дорога Жизни предстанет перед вами.

– Может, пойти по лесу? – предложил Любомир.

– Чтобы уж точно никогда не выбраться, – кивнул Вель.

– Думается, Любомир не настолько уж и неправ, – задумчиво ответил Светозар и остановился, остальные – тоже; серебряный Дрозд кружил над путниками. Сын Леса оглянулся: сгустившаяся тьма напомнила ему мрак, в который он ступил с заворожённой тропы, следуя за Марьей. Но если в той тьме можно было услышать Песнь, то в неявленном царила кромешная тишина.

– Ты полагаешь, надо сойти с дороги? – спросил Светозара Веслав.

Привратник, наклонив голову, внимательно следил за сварогинами; медное царство замерло на дороге.

– Думается мне, только так можно покинуть это место, – нахмурился сын Леса – раны в груди болели и обжигали холодом. – Встретиться со своими страхами и побороть их, а не бежать.

Веслав кивнул и первым сошёл с тропы, и медное царство, дрогнув, скатилось с дороги и покатилось перед князем. Почва была твёрдой, и лес казался совсем настоящим, только мёртвым – будто выжженная тайга.

Следом за Веславом в бор ступил Светозар, за ним – Ворон и Любомир и, помедлив, – Вель. Дрозд полетел впереди.

Лес обступил путников плотной стеной, и серая дорога быстро скрылась из виду – куда ни глянь, везде простирался сухой дремучий бор, укрытый мглой и туманом.

Веслав шёл за медным царством, над которым летел Дрозд. Белая паутина, свисающая с ветвей, цеплялась за одежду, но стоило её тронуть, как она осыпалась прахом.

– Ты слишком долго идёшь, – шелестела тишина, но Веслав не слушал её. – Пока ты гостил у Ния, воевал за Медное Царство и шёл по неявленному, в Свету минуло больше года, – ледяные слова отозвались невольным страхом. – Представь, что сделалось со мной? – прошептали совсем рядом, Веслав обернулся, и у князя перехватило дыхание.

Она стояла на расстоянии вытянутой руки – совсем близко. В истлевших одеждах, исхудавшая, с запавшими печальными глазами, она осуждающе смотрела на него.

– Если бы ты не оставил меня, ничего бы этого не было, – сказала Василиса. – Кощей бы не вернулся, и я бы не умерла.

– Ты не умрёшь – я обещаю. – Веслав ступил к Василисе, но не приблизился ни на шаг – она оставалась на расстоянии руки.

– Грош цена твоим обещаниям, – покачала головой Василиса. – Ты даже в любви мне признаться не мог, Витенега за меня свататься отправлял, только потому что боялся! Ты всегда боялся. Всего боялся… И трона тебе не видать – ибо слаб ты, князь, и страхов – главных служителей Мора – побороть не можешь! Даже ради меня… ты не смог справиться с ворожбой. Ты предал меня, Веслав.