Олег тяжело упал на берегу лицом вниз, Томас скатился с егоспины, непонимающе оглянулся. Страшный водяной поток остался позади.

Томас потрогал Олега за плечо, тот не шелохнулся. Томас супавшим сердцем повернул ему голову, убирая с лица грязь и речной мусор, недавая задохнуться. Глаза калики были открыты, но смотрели неподвижно, мертво.

— Прости, друг, — сказал Томас тяжело.

Он всхлипнул, чувствуя жгучий стыд, что он жив и в кандалах,а калика погиб, спасая его.

Внезапно ресницы калики задрожали, мышцы лица дернулись.Калика сделал глубокий вдох, пальцы правой руки конвульсивно сжались. Томасподпрыгнул, звеня цепями, вскричал:

— Сэр калика!.. Сэр Олег!.. Скажи, что делать? Бог счашей, я поеду в твою Скифорусь, только скажи, что передать!.. Я отдам всеоставшиеся деньги твоим родным, не беспокойся!

— Карман... — прохрипел Олег.

— Что? — не понял Томас.

— В кар...мане...

Томас поспешно сунул пальцы в карман калики, потом в другой,с трудом управляясь скованными руками. К пальцам прилип тот же отвратительныймох.

— Дай...

Томас послушно, хотя и с содроганием, вложил в застывающийрот калики несколько гадких стебельков, настолько мелких и переплетенных междусобой, что вроде бы уже и не мох, а какие-то белые волоконца слизи, застывшиена холоде. Калика пытался жевать, но челюсти не двигались. Попробовалсглотнуть, но из горла шел сухой жар, опаляя пальцы Томаса. Томас поспешнозачерпнул воды, она тут же пролилась, но несколько капель попали калике в рот.Он медленно облизал губы, сделал трудное глотательное движение.

— Сэр калика! У тебя есть родня?.. Скажи! Я сообщу им отвоей... о тебе!

Олег прошептал тихо:

— А как же Британия?

— Потом доберусь. Из твоей Русоскифии!

— А Крижина?

Томас ощутил удар ножом в сердце. Перед внутренним взоромпредстал образ благородного Роланда, погибшего, когда прикрывал отход войсксвоего сюзерена Карла Великого. Его ждала прекрасная Альда, любил ее, но какистый рыцарь любви предпочел дружбу: умирая, прощался не с Альдой, а сДюрандаль — свой спатой-мечом...

— Я поеду в твою Русь, — ответил он твердо. —Или в Рось, куда скажешь.

Олег не двигался, Томас вдруг решил, что калика умер. За грохотомблизкого водопада не слышал надсадного дыхания, а луна каким-то чудом отыскалав ночном небе облако и пряталась за ним. Томас в страхе, но уже сбезнадежностью, потряс друга, похлопал по щекам, вдруг калика медленно повернулк нему бледное, сразу очень исхудавшее лицо с запавшими глазами:

— Как стрелы?

Томас крепко стиснул челюсти, быстро осмотрел спину калики.Кровь из кинжальной раны уже не текла, но и не засыхала, от брызг ручья каликабыл мокрый с головы до ног, как и Томас. Вторая рана на боку чуть кровоточила,но самую малость, словно кровь уже вся вытекла. Под лопаткой торчали двакрохотных прутика. Томас глухо застонал, поняв, что постоянно задевал их,когда, как мешок с камнями, болтался на плече калики.

— Добраться бы до лекарей! — сказал он со внезапновспыхнувшей надеждой. — Сэр калика, еще есть шанс...

— Тяни стрелы, — сказал калика мертвым голосом. Онлежал лицом вниз, руки раскинул, словно упал с огромной высоты. —Наконечники сидят неглубоко, чую.

— Сэр калика! — вскричал Томас в ужасе. — Яне могу!

— Тогда я умру, — сказал калика просто.

Всхлипнув, Томас дрожащими пальцами ухватился за обломокстрелы, но тот — мокрый, залитый кровью — сразу выскользнул из ослабевших рук.Мышцы спины калики, где засело железо, дернулись, и Томас закусил губу,страстно желая себе умереть прямо на этом месте, но умереть так, чтобы каликастал здоров взамен.

— Тяни медленно, — прохрипел Олег. — Оченьмедленно!.. Иначе наконечники соскочат.

Соединив скованные кисти, Томас впился ногтями в деревянныйпрутик, начал долгое мучительное движение наверх. Тут же хлынула кровь, потеклапо спине!

Когда кожа начала вздуваться, указывая на приближениежелезного наконечника, Томас замер: деревянный прут выходил быстрее. Древковыскальзывает из железа! Удерживая окровавленный обломок прута, чтобынаконечник бугрился под кожей, Томас припал ртом, попробовал полоснутьвыпуклость зубом, но кожа калики была дубленая, твердая. Томас в отчаяниизакрыл глаза, чтобы не видеть кровь, прижал зубами выпуклость, придерживая еедревком, начал прокусывать такую прочную неподдающуюся кожу.

Рот наполнился кровью, сглотнул, в голове шумело и мутилось,будто сам быстро терял кровь. Зубы скрежетнули о железо, он осторожно потянулза древко. Бесформенный окровавленный комок поднялся из раны: железныйнаконечник, облепленный сгустками крови. В ушах рушились горы, ржали кони извенели мечи, сквозь этот шум услышал далекий голос:

— Теперь ты — кровный побратим. Давай другую...

— Изойдешь кровью!

— Вода бежит с ледника... Плесни... Застынет...

Зажав в зубах наконечник стрелы, Томас пропорол вторую ранупо живому, вытащил стрелу, сразу начал черпать ледяную воду, плескать назалитую кровью спину. Красные потеки воды в начинающемся рассвете сбегалиобратно в горную речку.

Струйки быстро светлели, калика пролязгал зубами:

— До...воль...но!.. Раны закрылись... От страха,видать... и холода...

Пальцы Томаса не разгибались, словно заледеневшие сосульки.Он не чувствовал рук по локти, даже по плечи. Калика с великим трудомперевернулся, сел, упирая в землю руками. Желтый как мертвец, он исхудал заночь, черты лица заострились, снова напомнил того паломника, с которым Томасвстретился за стенами Иерусалима.

— Надо идти, — проговорил он сдавленнымголосом. — Томас... хоть скачи, аки птаха, хоть ползи, аки змей, но уйтинадо. Где-нибудь есть мост или переправа, они скоро переберутся сюда.

— Вроде бы не видно моста, — пробормотал Томасизмученно.

— Эта речушка — не Дарданеллы... люди через окияныпереправляются.

Он поднялся, опираясь на камни, рискнул оторвать руки,постоял, чуть покачиваясь. Томас со страхом и удивлением смотрел в хмуроенапряженное лицо. Калика перестал качаться, повернул голову:

— Пойдем. Они будут здесь скоро. Обопрись на меня,ежели что...

Томас переламывая себя, начал подниматься с холодной земли,со страхом и непониманием думая о странностях жизни. Сорок калик, оказавшиесябогатырями неслыханной силы, что могли бы стать потрясателями королевств, этотнеобыкновенный попутчик, друг, а теперь уже и побратим — ведь вкусил его крови,кто они? Какие свершения считают подвигами, если не замечают нынешних деяний?Славу поют рыцарю, сразившему дракона, а эти почти голыми руками перебиличудовищ из ада, тут же забыли об этом, словно отогнали мух... Калика же вовсене понимает, что сейчас каждый его шаг — подвиг!