Двое с топорами опомнились, бросились к нему. Солнцезаблистало на поднятых вскинутых топорах, Человек на резном троне крикнул:

— Всем стоять!

Стража остановилась, глаза их настороженно следили за каждымдвижением Томаса. Он бросил взгляд на калику, тот не двигался, знаком велелзастыть и Томасу. Томас повернулся к хозяину:

— Почему ты держишь нас?

Человек сошел с трона, остановился в трех шагах передрыцарем. Темные глаза смотрели с непониманием, как смотрел бы волк на зайца,вздумавшего вцепиться ему в лапу своими крупными зубами.

— Ты кто?

— Томас Мальтон из Гисленда, — отрезал Томас сдостоинством. — Благородный рыцарь, семь колен высокородных предков!Победитель Черного Рыцаря на турнире в Манчестере, первый из крестоносцевподнялся на башню Давида. Моя сотня ворвалась в Иерусалим.

Человек отмахнулся, словно отогнал назойливую муху:

— О таких не слышал. Башня Давида — это где? Иерусалим— это что?.. Здесь другие земли, благородный пленник. Я человек из Сезуана,меня знают как Тишайшего Рокамболя. Я захватил вас в своих владениях. Воленсделать то, что возжелаю. Я, кстати, так и сделаю. Но сперва готов выслушатьваши оправдания.

— Мы не собираемся оправдываться, — проговорилТомас зло.

Рокамболь чуть повернул голову, крикнул через плечо:

— Гнусак! Готовь пыточную камеру. Огонь разведи какследует, а то при таком как сейчас горит однажды семь шатров цыган вымерзли...Клещи проверь, чем зубы и прочее драть будешь?.. Испанские сапоги не забудь!

Низколобый поклонился, бегом понесся через двор. Рокамбольповернулся к Томасу, губы хищно изогнулись, глаза выпучились, как у редкойморской рыбины:

— Ты все скажешь, доблестный рыцарь!.. Не первый, коговынесут из моего подвала по частям. Или живого скормят псам, я всегда держу ихвпроголодь.

Томас смотрел исподлобья, брови сшиблись на переносице:

— Ты же не сарацин, ты из Европы! Как ты можешь...

Рокамболь захохотал:

— Сарацинам не снилось, что у нас творится в подвалах!Мы молодой народ, еще дикий! Нам все можно.

На ступенях послышались быстрые шаги, возник низколобый,крикнул запыхавшись:

— Все готово, хозяин! Палачи ждут, огонь прогорает...Клещи и крючки наточены!

Рокамболь хищно блеснул зубами, кивнул стражам. Томаса иОлега со всех сторон замкнули в кольцо сверкающих копий, двое наконечниковкольнули Томаса сзади в спину. Рокамболь кивнул, пленников погнали из зала.

Они сходили по ступеням во двор, когда вдали послышалсязвонкий цокот подков. Во двор, прыгая через низенький забор, ворвалисьвооруженные до зубов всадники — пятеро на покрытых попонами конях, в железныхшлемах, а впереди всех мчался... Горвель!

Из-под сплошного цилиндрического шлема выглядывалиокровавленные тряпки. Правое плечо было туго перевязано белым полотенцем, нанем пламенели широкие пятна крови. За Горвелем неслись хмурые воины, всечетверо были рослые, в доспехах, Томас не сразу узнал среди них Павла иСтельму.

Горвель осадил коня перед ступеньками, закричал сорваннымголосом:

— Ага, все-таки попались!.. Рубите этих тварей!..Рубите сейчас же!

Четверо воинов пустили коней шагом к мраморным ступеням,сабли в их руках блестели на солнце яркими искрами.

Рокамболь выступил вперед на верхней ступени, рявкнул злымрассерженным голосом:

— Кто такие? Кто позволил... в моих владениях?

Горвель бросил на него лютый взгляд, свирепо послалразодетого как павлин хозяина роскошного дворца в очень далекие владения. Еголюди захохотали, сабли в их руках рассыпали мелкие острые искры.

Рокамболь побагровел, отступил на шаг, резко взмахнул рукой.Стельма подъехал к Томасу, со злой усмешкой занес над головой рыцаря саблю.Внезапно пальцы разжались, сабля выпала и запрыгала по белому мрамору. Томасподнял голову, отшатнулся. Посреди лба Стельмы, пробив железный шлем, торчалажелезная арбалетная стрела.

В стороне громко звякнул меч. Павел откинулся в седле, рукираскинул широко, слово пытался обхватить весь мир. Стальной болт торчал прямомежду глаз, а за колоннами еще трое арбалетчиков прижали приклады к плечам,держа Горвеля и его людей на прицеле. Первые два арбалетчика поспешно крутилирычаги, натягивая стальные тетивы.

Во дворе из каменных сараев, даже из конюшни появилисьвооруженные латники — десятка два-три. Горвель и два его уцелевших стражаоказались в плотном кольце. Недобро блестели мечи, топоры, зазубренныенаконечники копий.

Рокамболь, которого прикрывали с боков щитами, сказалгромким холодным голосом, в котором была сама смерть:

— Что скажешь в свое оправдание, червь?.. Я готоввыслушать, хотя все равно поступлю так, как возжелаю... Гнусак, горн еще горит?

Низколобый радостно потер руки, взвизгнул от радости:

— Если не хватит дров — в зубах принесу! Вот подвалило:еще трое!.. Сами прибегли, искать не пришлось!

Горвель поерзал в седле, со страхом оглядел жестокиеухмыляющиеся лица. Он был в плотном кольце, к нему тянулись хищные руки,намереваясь стянуть на землю, а проклятые арбалетчики — уже семеро! —держали его на прицеле. Он поспешно вскинул руку, привлекая внимание Рокамболя,сделал странное движение поперек груди, словно нарисовал острый угол.

Глаза Рокамболя расширились, отшатнулся, будто толкнули вгрудь. Нерешительно сложил пальцы вместе, нарисовал в воздухе непонятный знак.Горвель наклонил голову, и Рокамболь с великой неохотой сказал хрипловатым,сразу осевшим голосом:

— Все назад!.. Это не враги.

Воины, ворча, как загоняемые в клетку звери, отступили.Вскинутые над головами мечи и топоры опустились, но оружие осталось в руках,ножны болтались пустыми. На угрюмых лицах проступило жестокое разочарование.Четверо подхватили убитых, уволокли, оставляя на белых мраморных ступеняхкровавые следы. Следом унесли саблю и меч. Арбалетчики опустили арбалеты, но неушли, стальные струны остались натянутыми.

Горвель подъехал к Томасу, голос глухо забился в стальномведре шлема:

— Ты не ушел, наш заклятый... И мой личный враг!

Томас повернулся к Олегу, совершенно игнорируя нависающегонад ним тяжелого всадника:

— Этого подлеца ждет ад, но он уже получил ад и здесь,при жизни!

— Плюнь, — посоветовал Олег. — Перестань онем даже думать.

Горвель с силой ударил Томаса по лицу. Голова рыцарядернулась, но он устоял, даже не отступил. Горвель, тяжело засопел, замахнулсяшире и ударил со страшной силой, стремясь разбить губы железной перчаткой.Томас снова лишь чуть мотнул головой, покосился на калику. Тот невеселопроговорил, еле ворочая языком: