– Ага, конечно, прямо к ним в лапы я, злодей-сводник, иповезу твоего драгоценного профессора. – Саша обиженно поджал губы. – Чего ж тытак нас не любишь? За что же такое недоверие? Ну шевельни мозгой-то хотьнемного, умная ты наша!

– Ладно, уже шевельнула. Вы хотите через нее вычислить…

– Уже вычисляем.

– Наверное, вы говорите о том, что я – старый плейбой? –подал голос Майкл.

– А о чем же еще? – хмыкнула Лена.

По дороге они остановились у небольшого рынка и купили букетбелых роз.

Дом ветеранов находился на окраине Тобольска. Это былопятиэтажное кирпичное здание, напоминавшее больницу или школу. У входа ихвстретил вооруженный охранник.

– Вы к кому?

– Мы к Градской Валентине Юрьевне, комната номер стотридцать.

– Документы какие-нибудь есть? Лена протянула своежурналистское удостоверение и синий паспорт Майкла.

– Это чего, иностранец, что ли? – поднял брови охранник.

– Профессор из Америки.

– Проходите, – кивнул охранник и отдал документы, – второйэтаж, по коридору налево.

Коридор был застелен толстой ковровой дорожкой. Наподоконниках стояли горшки с цветами. Было чисто и странно тихо. По дороге имне встретилось ни души.

– Да-да, войдите! – ответил на их стук в дверь бодрыйстарческий голос.

Было удивительно увидеть в таком казенном заведениисовершенно домашнюю, очень уютную комнату: круглый стол посередине, книжныеполки от пола до потолка, небольшой старинный секретер с новенькой пишущеймашинкой «Унис» и аккуратной стопкой рукописей, низкая, накрытая огромнойвязаной шалью тахта, изящная этажерка конца прошлого века, а на ней –проигрыватель для пластинок образца шестидесятых и пластинки в два ряда.

Валентина Юрьевна почти не изменилась, та же белоснежная,аккуратно постриженная и уложенная седая голова, та же шелковая блузка скруглым воротничком и небольшой брошкой у горла. Она стала еще худее, и в лицеее появилось что-то трогательно-детское. Лена давно заметила, что у глубокихстариков, сумевших прожить огромную жизнь, не озлобившись, не потеряв рассудок,сохранив ясный ум, лица становятся детскими. Словно человек, пройдя по кругу,возвращается к какой-то таинственной, вечной мудрости, доступной толькомаленьким детям и глубоким старикам. – Глядя на вас, я совсем не боюсь стареть,– произнес Майкл по-английски, улыбнулся и протянул руку. – Профессор Баррон,Колумбийский университет, Нью-Йорк.

– Очень приятно. Как я понимаю, вам рекомендовали навеститьменя сотрудники библиотеки. Вы, вероятно, историк? – У нее был классическийанглийский, без американского урезания гласных и утробного порыкивания. – А вы,детка, наверное, переводчица? – обратилась она к Лене по-русски. – Я думаю, выбудете рады возможности немного отдохнуть. Я знаю, что такое труд синхрониста.Как вас зовут, деточка? – Лена.

Она решила пока не напоминать Градской, что они ужевстречались, и вообще не вести никаких разговоров. Через сорок минут Сашаподнимется сюда и заберет Майкла, повезет его на свидание с красоткой Наташей.А Лена останется здесь. Так было договорено. Интересно, куда он повезет Майклана самом деле? Как он вообще будет с ним объясняться? – Леночка, вы можете покапосмотреть книги по изобразительному искусству, есть альбомы со старинными фотографиями,я их собирала всю жизнь, – обратилась к ней Градская, – что вас большеинтересует?

Лена попросила альбомы. Она любила старые фотографии. Дамы вшляпах на фоне намалеванных романтических пейзажей, ангельские младенцы вкружевах, как в облаках, мужчины в цилиндрах, с торжественными усами;застывшие, важные лица сибирских крестьян, и на всем – печать надежности,основательности, уверенного спокойствия. А на следующих страницах – те же дамыв строгих платках сестер милосердия, мужчины в военной форме, окопы и пулеметыпервой мировой войны, казачий есаул на вздыбленном коне, огромная госпитальнаяпалата. А дальше – совсем другие лица, кожанки, остриженные женщины, жестокийогонь в глазах, истощенные, оборванные дети.

Лена взяла в руки следующий альбом, и из него выпала большаякартонная фотография. «Средняя школа № 2, выпуск 1963 года». Лица выпускников иучителей в отдельных овалах, бледные виньетки из звезд, колосьев, серпов ифабричных труб. Лена хотела уже отложить фотографию, но вдруг взгляд ее упал наподпись под одним из лиц: «Градская Регина». Из всех девочек-выпускниц самаянекрасивая – широкий, приплюснутый нос, торчащие вперед длинные зубы, скошенныйподбородок, черные провалы маленьких, глубоко посаженных глаз. Лена смотрела наэто лицо не отрываясь.

И тут послышался стук в дверь. В комнату вошел Саша. Майкл,рассыпавшись в благодарностях, стал одеваться.

– Я заеду за тобой через полчаса, – сказал Саша, взглянув наЛену.

– Можешь не беспокоиться. Я сама доберусь до гостиницы.

– Как скажешь, – пожал он плечами.

– Валентина Юрьевна, можно, я побуду у вас еще немного? Яхотела поговорить об этих фотографиях, – обратилась она к Градской.

– Да, деточка, – кивнула Валентина Юрьевна, – я буду рада,если вы останетесь. Ко мне так редко приходят гости.

Когда Саша и Майкл удалились, Градская внимательно, сквозьочки, взглянула на Лену.

– Скажите, а где я вас могла видеть раньше?

– Очень давно, – улыбнулась Лена, – четырнадцать лет назадвы впустили троих юных московских студентов в книгохранилище. А потом угощалинас чаем с клюквенным вареньем и рассказывали массу интересных вещей.

– Надо же, – покачала головой старушка, – вот этого совсемне помню, но смотрю на вас и мучаюсь: где же я вас видела? Кстати, насчет чая,я сама, конечно, не готовлю, здесь в столовой отлично кормят, но чайник и всенеобходимое у меня есть. Если вас не затруднит, откройте буфет, там вы всенайдете.

В маленьком буфете за стеклом стоял электрический чайник«Тефаль», сахарница, открытая пачка «Липтона» с пакетиками, вазочка с печеньем,несколько стаканов в старинных серебряных подстаканниках.

– Знаете, очень спокойное заведение, – говорила Градская,пока Лена готовила чай, – здесь чисто, комфортно и всегда вот такая гробоваятишина. Великолепное медицинское обслуживание, массаж, всякие процедуры. Толькопоговорить не с кем. Когда-то здесь был закрытый интернат для ветеранов партии,лучший на всю Тюменскую область. А теперь сюда сбагривают своих стариковместные нувориши. На каждом этаже занято не более пяти комнат. Содержание здесьстоит очень дорого. Я, знаете ли, держалась до последнего, но возраст естьвозраст. Я, конечно, очень благодарна дочери, но…