В состоянии очередного запоя Слепак пытался продать упивного ларька женские украшения и часы. Он скандалил, прорывался сквозьочередь, совал ларешнице в нос эти безделушки и пытался расплатиться ими запиво. Мимо проходил дежурный участковый. Ларешнице надоел приставучий алкаш,она громко крикнула: «Эй, милиция!»

Николай Иевлев смотрел на фотографии и читал подробныеописания вещей, изъятых у задержанного гражданина Слепака Н. В. Здесь был ималенький позолоченный кулон в форме колокольчика, на серебряной цепочке, имельхиоровый браслет, и серебряный перстенек с печаткой, и часы женские фирмы«Заря» на кожаном черном ремешке, и финифтевый кулон в форме сердечка срозочкой. Полный набор украшений, снятых с убитых девочек…

Слепак был сильно пьян, буянил, в протоколе былозафиксировано, что он оказал активное сопротивление при задержании. Потом,проспавшись, он заявил, что не крал эти побрякушки, а нашел их, да негде-нибудь на улице, а прямо в кармане своего ватника.

При обыске в доме был обнаружен спрятанный за печкой свитерс пятнами крови. Это была кровь убитой Анжелы Насебуловой, последней жертвыТихого. Тщательно отмытый туристический нож небольшого размера, с пластмассовойручкой был завернут в свитер. Характер раны говорил о том, ;что она нанесенаименно таким ножом. А группа крови само-го Слепака совпадала с той, что былапредположительно определена по сперме.

Он часто ездил в Тобольск к родственнику, жил там подолгу,шабашил везде, где мог. Потом пропивал все, что зарабатывал, иногда прямо вТобольске, с родственником. Иногда, если между ними происходил конфликт, Слепаквозвращался в Тюмень и пил там. У него не было никакого алиби – ни в одном изшести случаев.

Ко всему прочему, он был высоким широкоплечим блондином. Наего левой кисти имелась татуировка, мелкие буквы «НИКИТА».

Он долго не понимал, чего от него хотят. А когда в общейкамере тюменского СИЗО его избили до полусмерти, разбили голову, размозжилиполовые органы, он впал в тихое помешательство. С тех пор на все вопросы онотвечал только три слова: «Я никого не убивал». Но медицинская комиссияпризнала его вменяемым на момент совершения преступлений.

Слепак так и не признал своей вины. Но никаких заявлений ипросьб не писал, ни в какие инстанции не обращался. Адвокат выполнил своюмиссию более чем формально. Родственники убитых девочек в зале суда посылалигромкие проклятия зверю, ублюдку, мерзкому чудовищу Слепаку. Двоим сделалосьдурно. Если бы и возникли у кого сомнения в достаточности улик и в еговиновности, то в той обстановке они показались бы нелепыми и дажекощунственными. Кто же, если не он? Все сходится только на нем. Его поймали иобезвредили в рекордные сроки. Кто знает, сколько еще могло быть жертв?Правосудие торжествовало.

Он сидел на скамье подсудимых и отвечал на все вопросы тойже единственной фразой: «Я никого не убивал!» Но признание – вовсе не матьдоказательств. Прокурор в своей обвинительной речи повторил несколько раз, чтов наше время уже нельзя полагаться на эту порочную доктрину, идущую из временкульта личности, высказанную столпом сталинского правосудия Вышинским. Прокурорбыл юристом с прогрессивными воззрениями.

Тюменский областной суд приговорил Слепака НикитуВладимировича к исключительной мере наказания. Приговор привели в исполнениевесной 1983-го. До последнего часа своей жизни он все твердил, как заклинание,три слова: «Я никого не убивал!»

Из всей большой оперативно-следственной группы только одинчеловек высказывал сомнения в виновности Никиты Слепака – старший лейтенантИгорь Захаров. Но в конце ноября 1982-го он был убит при невыясненныхобстоятельствах. Это убийство сочли случайным хулиганским нападением. Никакихследов не нашли. Смерть Игоря Захарова так и осталась тайной.

– Здравствуйте. Вы Надежда Ивановна Захарова?

– Я Захарова, – кивнула полная седая женщина и вытерла офартук обсыпанные мукой руки.

– Моя фамилия Полянская. Я из Москвы. Двенадцать лет назадвы прислали мне в журнал рассказ вашего сына Игоря, – Лена вытащила из сумки ипротянула хозяйке старое письмо.

Надежда Ивановна осторожно взяла его кончиками пальцев.

– А, так вы – та самая журналистка? Я помню, конечно, помню.

– Бабуль! Это кто пришел? – послышался детский голос изглубины квартиры.

– Это ко мне, Игоряша, – обернувшись, крикнула в ответженщина.

– У тебя там духовка горит! – В прихожую вышел крепкий,стриженный под ежик мальчик лет тринадцати. – Здравствуйте, – кивнул он Лене иуставился на нее с любопытством. – Да вы проходите, раздевайтесь, –спохватилась хозяйка, – тапочки вот… Простите, я сейчас.

Она побежала на кухню. Оттуда действительно пахло чем-топригорелым.

– А вы по какому вопросу? – серьезно спросил мальчик, неспуская с Лены глаз.

– По личному, – улыбнулась она, сняла куртку и сталарасшнуровывать ботинки.

Появилась хозяйка, уже без фартука, и пригласила ее вкомнату. Лене сразу бросился в глаза висевший на стене большой портрет старшеголейтенанта Захарова, сделанный с увеличенной фотографии.

– Столько лет прошло. Уже вот внук вырос, – сказала НадеждаИвановна, усаживаясь за стол напротив Лены. Она кивнула на мальчика:

– Игорек-маленький родился, когда большого уже не было.Через три месяца. – Она вздохнула, замолчала и, подперев ладонью подбородок,вопросительно посмотрела на Лену.

– Надежда Ивановна, я знаю, что ваш сын Игорь был в группе,которая занималась делом Слепака. – Это что же, опять решили настоящего убийцуискать? Через столько лет?

– Почему опять? – тихо спросила Лена, чувствуя, как холодеютпальцы. – Так ведь приходила женщина, из Москвы специально приезжала,следователь союзной прокуратуры. Давно, в восемьдесят четвергом, по-моему.Через год после того, как Слепака осудили. Расспрашивала меня, очень подробно,что когда мне мой Игорек рассказывал. Я ей отдала дневник его и еще кое-какиебумаги. Я, знаете, так надеялась, что найдут все-таки настоящего, а заодно итого, кто моего сыночка… – Она нервно сглотнула и не договорила фразу.

– – Простите, Надежда Ивановна, а вы абсолютно уверены, чтота женщина была из прокуратуры?

– Ну что вы, – махнула рукой хозяйка, – я ведь грамотныйчеловек. Она удостоверение показала, красную книжечку. И вопросы задавалапрофессионально. У меня ведь все-таки сын был милиционер, я в таких вещах хотьнемного, да разбираюсь.

– Еще раз простите, но ведь у меня вы не спросили никакогоудостоверения, – заметила Лена.