Новый Манеж — место модное, народу туда стекается самогоразного… Сегодня угощали хорошим сухим вином, орешками, публики было — непротолкнуться. Вокруг инсталляции «Песок нашей жизни» целая толпа…

…Аркаша со всеми любезен, приветлив. В публичных местахналивные яблочки его щек всегда бегут по золотому блюдцу…

Я вышла в соседний зал, довольно ходко обошла все затеи, новозле одной экспозиции застряла надолго:

Автомобильный клуб кабриолетов и родстеров выставил трикабриолета, три гоночных автомобиля: в центре сверкал темно-серый, последнеймарки BMW, на который искусно были направлены сильные лампы. А по обе стороныот этого красавца расположились две старых, прошедших реставрацию моделикабриолета, вероятно, призванные продемонстрировать мощный рывок индустрииэтого знаменитого автомобильного концерна. Возле каждого автомобиля стоялатренога с объяснительной табличкой:

DELAHAYE 135 М Super-sport 36 года.

Изготовлен в количестве 4 экземпляров.

Принадлежал Рене Дрейфусу,

известному французскому гонщику.

BMW-Watburg DA-3 30 года выпуска,

сделан на заказ в кол-ве 11 штук

и единственный сохранившийся до наших дней.

Принадлежал офицеру СС барону Курту Кесслеру.

Великолепно реставрированные, будто едва сошедшие сконвейера, два эти автомобиля были гоночно устремлены вперед своими округловытянутыми телами… И несмотря на то что стояли, крепко привинченные кплатформе, казалось, что они мчатся, выжимая свою предельную скорость, летят,отрываясь от земли на крутых виражах, один — управляемый блестящим арийцем,другой — потомком легендарного еврея Дрейфуса, — летят, летят уже безгонщиков, но запущенные их волей, сквозь пространства безбрежных времен, сметаядворниками песок нашей жизни, — летят, обгоняя друг друга, в полнойневозможности остановиться…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— …Слушай, — сказал Аркаша, когда мы вышли изНового Манежа и побрели по Георгиевскому переулку вниз… — странным ажиотажемтянет из вашего садика, с этим плаванием в неизвестном направлении…

— …Почему в неизвестном? — неохотно спросила я.

— Да потому, что во всех ваших рекламках-призывахсыгрануть в лотерею и ухватить судьбу за бороду так и не указан точный маршрутсей эпохальной экспедиции. Это что — тайна?

— Аркаша… — я вспомнила грозное предупреждение Клавы острогой секретности данного Проекта, принужденно хмыкнула… — я бы вообщесоветовала тебе не играть в лотереи.

— По-моему, эта какая-то афера…

Я взяла его под руку, мягко проговорила:

— …но не большая, чем экспедиция вашего Колумба. Он улыбнулсяи поправил:

— Вашего Колумба!

И так мы шлялись еще часа полтора, абсолютно довольныежизнью и краткой вольностью, пока Аркаша не спохватился, что должен сегодня ещеписать какую-то докладную записку Послу.

— …Ничего, — сказал он, — все-таки провожутебя… …Мы подходили к «Гастроному» на Якиманке, когда почувствовали в воздухенечто — как писали классики — неизъяснимое, что всегда в России сопровождаетлюбое безобразие. На углу, где сгрудились тесно киоски и лавки, стояли группкипрохожих. Они как-то мутно улыбались, отводили глаза, возбужденно и тихопереговаривались.

Мы взглянули в том направлении, куда они смотрели.

Под витриной гастронома на земле лежала совершенно голаястарая баба, то ли пьяная, то ли сумасшедшая, — страшная фиолетовая туша.Все ужасное, что может сотворить жизнь с женским телом, уже было сотворено,украшенное неисчерпаемым пьянством. Она лежала на боку, что-то вяло выкрикивая,плавно поводя правой рукой, как будто дирижировала, а левую уютно подложив подщеку. Огромный лиловый живот лежал рядом с нею отдельно, как чемодан.

Поодаль, на значительном расстоянии, возле милицейскогоджипа стоял молоденький милиционер с совершенно растерянным и даже несчастнымлицом. По-видимому, он совсем не знал, что делать. Время от времени лез в машинуи сильно, продолжительно сигналил, стараясь пугануть то ли бабу, совершеннобесчувственную, то ли интересующуюся публику. Вокруг нее расстилалось пустоепространство, а если из-за угла показывались люди, их — при первом взгляде наогромную кучу возле дверей гастронома — буквально вихрем сносило в сторону.

Мы остановились у джипа. Милиционер говорил что-то впереговорное устройство с тоскливой интонацией.

— Надо вызвать «скорую»… — сказал ему Аркаша.

— Да вызвали уже…

— Может, ее накрыть чем-нибудь?

— Зачем? Она сама разделась.

— Но ведь жалко…

— Кого?! — с неожиданной злостью спросилмилиционер…

— Ее…

— Ее не жалко, — сказал тот, страдальческиморщась. — Людей жалко…

В какой-то момент потревоженная клаксоном баба приподнялаголову, и в этой багровой измолотой маске я вдруг узнала соседку с последнегоэтажа, мамашу огненного ангела нашего подъезда.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

С самого утра день покатился как-то неказисто.

Сначала явился Шая в сопровождении Эдмона. Они строгоосмотрели мой кабинет, пальцем проверили температуру воды в аквариуме смальками, потоптались у стола, вымеряя складным метром расстояние до окна,потом по очереди ложились на пол, залезали под стол, вымеряли там что-то…

Наконец Шая сказал, что стол все-таки надо передвинуть, ато, в случае чего, меня убьют выстрелом в затылок.

— Кроме того, Дина, — сказал он, насупив своишелковые брови персидской красавицы, — нам стало известно, что ты ездила вКазань, не заполнив бланка на отсутствие.

Я сидела, потупив глаза, и боялась только, что, услышав этубеседу, мои гаврики хохотом разбудят дракона: чуть ли не каждую неделю якуда-нибудь уезжала, даже не вспомнив об этом обязательном и никчемном листке.Они еще поморочили мне голову, затем, как обычно, осведомились, что я сделаю,когда начнется обстрел, заставили меня рухнуть на пол и ползти к дверямкабинета — к абсолютному восторгу моих подчиненных… И наконец покинулитерриторию.

— Маша! Чаю… и плесни чего-нибудь такого, не обидного…— велела я, поднимаясь и отряхивая брюки.

— Ну что ж вы делаете! — крикнула моя грубаясекретарша. — Господи, как алкаш какой подзаборный! Подождите, я щеткувозьму…

И тут позвонил Яша, совершенно больной, — я даже неузнала его голоса…

— Выручай, — просипел он, — ради всех святых!У меня гриповецкий, температура под сорок, в башке звон, как на колокольне… Исегодня же вечером я должен открывать семинар в Сельце.