— Ты себя чувствуешь безнравственной шлюхой за то, чтооприходовала Байрона.

Я глянула на него:

— Можно сказать и так.

— Это точное выражение твоего самоощущения, —сказал он уверенно.

— Ты уверен?

— Судя по тому, как ты держишься — да. Кроме того, мнеизвестна твоя репутация. Если кто и может устоять перед соблазном, так это ты.

— Все мне это говорят, но что-то я последнее время незамечаю за собой такой стойкости.

— При дворе Бёлль Морт я веками жил в компании тех, ктобыл сильнее меня, Анита. И я лучше других знаю, как надо было каждую ночьбиться за своё существование, чтобы тебя не поглотила сила этих других. —Он помолчал, потом шёпот его наполнил тёмный салон: — Если не соблюдатьосторожность, их красота станет для тебя небом и адом, ты предашь любой обет,изменишь любой верности, отдашь сердце, ум, тело и бессмертную душу, чтобыпробыть возле них хотя бы ещё одну ночь. А потом придёт холодная ночь, черезсто лет после того, как истощится страсть и ничего не останется, кроме пепла,ты поднимешь глаза и увидишь, как на тебя смотрят, и тебе этот взгляд известен,ты его уже видел. Ещё сто лет, и кто-то смотрит на тебя так, будто ты — самонебо, но в сердце своём ты знаешь, что не небо ты несёшь в себе, но ад.

Я не знала, что на это сказать, а Грэхем нашёл слова.

— Теперь я знаю, почему тебя назвали Реквием. Тыпоэтичен, но охренительно мрачен.

В этот миг я была с ним полностью согласна.

Кладбище «Сансет» представляло собой сочетание нового истарого. Большие статуи ангелов и плачущих дев чередовались с современнымиплоскими камнями — куда менее интересными. Но все равно кладбище это оставалосьместом упокоения богатых и знаменитых, вроде нашей известной семьи пивоваровБушей.

В своё время Эдвин Алонсо Герман был весьма важнымчеловеком, и, судя по памятнику, он был того же о себе мнения. Монументвозвышался в темноте крылатым гигантом. Света хватало, чтобы разглядеть ангелас мечом и щитом, который будто сейчас вынесет решение, и оно тебе не понравится.Конечно, может, это мне только сегодня так казалось.

Больше дюжины народа ждало меня на мощёной дорожке — восновном адвокаты, хотя было достаточно родственников, чтобы едва не затеятьдраку, как только я представилась и кратко объяснила, что буду делать. Я сталас некоторых пор заранее говорить, что буду использовать мачете и обезглавленныхкур — по двум причинам. Однажды слишком ревностный телохранитель очень богатогочеловека чуть не застрелил меня, когда я вытащила большой нож. На другом кладбище,где я работала по заказу одного исторического общества, секретарша этогообщества налетела на меня и попыталась спасти бедных птичек. Оказалось, что онавеганка — это вроде озверевших фундаменталистских вегетарианцев. Я потомрадовалась, что не надела пальто, потому что ношу только кожаные.

Сегодня тоже было достаточно прохладно, чтобы надеть пальто.Обычно в октябре в Сент-Луисе теплее. А может, это сегодня мне казалось холоднов лоскутках вместо трусиков. В этом скудном бельишке меня удивили две вещи:во-первых, если преодолеть впечатление, будто что-то врезается в задницу, то незамечаешь неудобства, а во-вторых, эти полоски под короткой юбкой в холоднуюночь ни хрена не греют. Никогда не ценила по-настоящему, насколько кусочек шелкаили атласа греет задницу. Оценила сейчас, шагая по траве в сапожках икоротенькой юбочке, кутаясь в чужой пиджак, но стараясь не тыкаться лицом вворотник. Не хотелось повторять то, что произошло в машине. Я усилием волипыталась тепло торса загнать вниз и жалела, что не взяла пиджак у кого повыше.Он бы не так хорошо смотрелся, зато закрывал бы задницу.

Я встала перед могилой, хотя, поскольку это было надвухсотлетнем кладбище, за которым ухаживали как следует, невозможно было точносказать, где эта могила раньше была. Очень многие могилы перенесли сюда замногие годы с кладбищ поменьше, поскольку растущее население требовало земли.Но я достаточно опустила щиты, чтобы знать, где именно могила Эдвина АлонсоГермана. Его кости здесь, это я чувствовала.

Для зрителей с дороги, которые оплатили шоу, это выгляделотак, будто я остановилась, не доходя до массивного ангела. Но мой опытподсказывал, что как только зомби выползет из могилы, публика всегда решает,что шоу удалось. Они прощают мне любой непрофессионализм шоумена, стоит имувидеть, как я подняла мертвеца. Забавно.

Клетка с квохчущими курами стояла возле моих ног. Грэхемподнёс её мне и поставил там, где я сказала. Без спора. Как только мы вышли изджипа, он перешёл в режим серьёзного телохранителя. Без улыбки, совершенноделовой, каким я видела его в клубе. Одет он был в простую белую футболку ичёрные джинсы, кроссовки и собственную короткую кожаную куртку. Форменнуюрубашку «Запретного плода» он сменил без напоминаний. Шутник и балагур исчез,осталось очень серьёзное лицо и пара тёмных глаз, оглядывающих кладбище,стоящих рядом людей, пространство за ними — он явным образом осматривалпериметр. Он казался идеальным телохранителем. Я не стала разубеждатьадвокатов, которые так и решили, и показала повязки у себя на лице, на запястьеи на пальцах, подтверждая его необходимость. Никто из них не стал спорить, что,дескать, это частное дело и никого здесь быть с ними не должно, — стоилотолько Грэхему тёмным внимательным взглядом окинуть их лица. Он отлично умелсмотреть — суровость глаз и лица никак не вязалась с тем, каким он был вмашине. Интересно.

Реквием нёс мою спортивную сумку с остальными аксессуарамиподъёма мёртвых, за исключением кур. Они вопят, если их нести неровно илинебрежно. Поскольку я собиралась сегодня их убить, то пугать их не входило вмои планы. Мне приходится убивать, чтобы поднять мёртвого, но я стараюсь делатьэто как можно безболезненней. А страх определённо идёт впереди боли внеприятной ситуации. Оказаться кровавой жертвой — это неприятная ситуация, дажедля курицы.

Я убедила Реквиема оставить в джипе длинный чёрный плащ,поскольку в нем он выглядел как гламурная версия Мрачного Жнеца. А без него —как будто собирается в клуб. Может быть, дело в кожаных брюках? Или в сапогах?Или в шёлковой рубашке с длинными рукавами, темно-зеленой, от которой его белаякожа чуть ли не светилась. От неё и глаза его казались бирюзовыми, будто вяркой синеве мелькала где-то зелень. Его присутствие было труднее объяснить,чем Грэхема, потому что даже без плаща он не был похож на телохранителя. Онвыглядел тем, кем был, то есть никем таким, кого потомки Германа желали быздесь видеть. Единственный ходячий мертвец, который сегодня был им нужен, этосам Герман. Я просто им сказала, что вампир здесь останется — могут радоватьсяили так проглотить. Ещё я им напомнила, что не обязана буду возвращать задаток,если они решат не поднимать Эдвина Германа из могилы. Я вот она, прибыла иготова выполнить свою часть договора.

Если у вас возникает потребность, чтобы для вас поднялизомби, мёртвого уже лет сто, то вы попадаете на рынок, где условия диктуетпродавец, а продавец этот — я. В Соединённых Штатах есть ещё два аниматора,которые могут это сделать — один в Калифорнии, другая в Новом Орлеане, но ихздесь нет, а я есть. Кроме того, они почти так же дороги, как я, и им пришлосьбы оплачивать самолёт и отель. Опять же траты.