Королева тоже вовсю роняла недвусмысленные намеки. В ноябре Министерство иностранных дел получило после еженедельной аудиенции премьер-министра у Королевы письмо от его Личного секретаря Роберта Армстронга. Королева сказала премьер-министру, что надеется, что во время своего визита сумеет побывать за пределами Парижа и промышленного севера, где она побывала во время своих предыдущих визитов. Короче говоря, ей хотелось посмотреть настоящую Францию. Она очень хотела посетить Бордо, долину Луары и, если возможно, земли своего предка Вильгельма Завоевателя в Нормандии (или, по крайней мере, посмотреть на знаменитый Гобелен Байе[228]). Об этом сообщили в британское посольство в Париже. Однако Королева не питала никаких иллюзий относительно истинной цели визита. Прежде всего не удовольствие, а дело, как показывает письмо заместителя ее Личного секретаря Мартина Чартериса в FCO. Несмотря на то что она прекрасно владела французским, Королеве хотелось говорить на этом языке еще более бегло. Она интересовалась входящим тогда в моду самостоятельным обучением и желала получить несколько обучающих лингафонных записей.

– Но не только разговоры о еде и архитектуре, – твердо добавил Чартерис.

Королева, объяснил он, желает обсудить с президентом Помпиду тонкости членства в ЕЭС, а для этого ей нужны «фразы современного делового языка и экономические формулировки». Фактор времени также был очень важен, так как Королева надеялась начать приводить в порядок свой деловой французский уже в ходе предстоящего государственного визита в Таиланд и после него.

– Я хотел бы отправить их на королевскую яхту, чтобы она могла слушать их во время спокойных периодов турне по Юго-Восточной Азии, – пояснил Чартерис, тем самым создавая великолепный образ: Britannia безмятежно скользит по Южно-Китайскому морю, а Королева, сидя на открытой палубе в наушниках, беседует сама с собой по-французски о субсидиях европейским фермерам.

Как только было объявлено о визите, в британское посольство стали поступать всевозможные обращения. Помимо обычных грубых напоминаний от людей, стремящихся любым способом заполучить приглашение на королевский прием, было также много деловых предложений. Представитель французского производителя продуктов питания интересовался, не разрешат ли ему разметить лицо Королевы на лимитированной партии баночек йогурта. Дворец дал твердый ответ. «В нашей стране существует нерушимое правило, согласно которому портрет Королевы не должен появляться ни на каких пакетах, коробках или контейнерах, включая и такую изысканную упаковку, как коробки для шоколадных конфет», – писал Р. Ф. Хилл, сотрудник штата Лорда камергера, добавляя, что «настоящий сувенир» был бы «вполне приемлемым».

Большая часть организационной работы досталась Роджеру дю Буле, тогдашнему начальнику канцелярии британского посольства в Париже. На него свалились большие и малые задачи, не в последнюю очередь – организация посвящения президента Помпиду в рыцари. Королеве предстояло сделать его рыцарем-командором Ордена Бани. Хотя Почетнейший орден Бани – прославленный и древний рыцарский орден, происхождение которого восходит к средневековому обряду очищения, название его не слишком хорошо поддается переводу. L’Ordre du Bain звучит по-французски очень нескладно, предупредил он Билла Хезелтайна во Дворце. «Может, лучше придерживаться английского названия?»

Дю Буле также вел переговоры с французами о маршруте королевского визита. Пусть Королева и мечтала побывать в Бордо, французы лелеяли иные планы, ведь в противном случае ей надо было бы представлять некоторых оппонентов Помпиду. «Президент не хочет приглашать Королеву в Бордо по политическим причинам», – сообщил Дю Буле во Дворец. Тем не менее обе стороны согласились, что стоит включить в маршрут южную часть Франции, Арль и Авиньон, а также однодневную экскурсию для герцога Эдинбургского по просторам Камарга. После этого разразилась буря, которая грозила испортить весь государственный визит. Проблема не имела никакого отношения к политике или экономике, не говоря уже об Общем рынке. Все дело было в amour propre[229] французов.

Речь шла о транспорте для Королевы. Французы были непреклонны: Королеве следует путешествовать по Франции только на французском самолете. Букингемский дворец, однако, настаивал на том, что ей не следует этого делать. Проблема была не столько в безопасности Королевы, сколько в опасности возникновения прецедента. Французы могли предложить президентский самолет Caravelle, и это был вполне подходящий лайнер, но если бы Королева дала согласие одному президенту, разве смогла бы в будущем она отказать другому, не нанеся при этом обиды? Как объяснил Мартин Чартерис в письме сэру Кристоферу Соумсу, Дворец во время последних визитов отклонил все предложения о передвижении на самолетах принимающей стороны. Полет на французском самолете нанес бы глубокую обиду многим, в том числе туркам, бразильцам, чилийцам и тайцам. В результате Дворец настаивал на своем варианте. За авиапутешествия Королевы отвечал командор авиации Арчи Уинскилл, дважды удостоенный за свою отвагу Креста летных заслуг. И все же он не хотел допускать риск полета своего суверена на французском самолете. Королеве предстояло лететь на VC10 Королевских ВВС, и Уинскилл уже заказал самолет. Французы, как выяснилось, тоже не собирались уступать. Это было их шоу, Королева была их гостьей, и они настаивали, что ей надо лететь на их самолете. Сэр Кристофер, оказавшийся в центре событий, был занят более важными делами и испытывал явное раздражение. Он сообщил министру иностранных дел, что, «возможно, придется обсудить это с самим Помпиду». Президенту предстояло в скором времени встретиться с Эдвардом Хитом в резиденции Чекерс.

В Министерстве иностранных дел нарастала паника, а чиновники продолжали срочно искать решение. Британская сторона попыталась найти компромисс: почему бы не отправить Королеву поездом? Оказалось, французы отклонили и это предложение. Лис Мэйолл сообщил, что президент Помпиду «испытывает сильную личную неприязнь к поездам и железнодорожным станциям».

Сэр Алек Дуглас-Хьюм, в свою очередь, поднял этот вопрос в конфиденциальном обращении к министру обороны лорду Каррингтону и самому премьер-министру. Помимо нежелания оскорблять другие страны был также и вопрос о возможной ответственности.

– В случае неполадки на иностранном самолете обвинят не только нас в том, что мы разрешили полет, но и иностранные власти, даже если это будет и необоснованно.

Однако хитрый сэр Алек полагал, что ему, пожалуй, удалось отыскать возможный выход из тупика, ибо однажды во время визита в Северную Америку Дворец уже отступил от собственных правил.