Репутация Франции была подмочена.

– Это было очень неприятно, – говорит Рош. – Евреев депортировали, не дожидаясь требования немцев; гестапо было завалено доносами. Ужасный эпизод истории. Но Королева и королева-мать знали де Голля, и именно де Голль спас честь Франции. Королева помогла исправить репутацию Франции в годы войны. Возможно, она делала это подсознательно, но я думаю, именно за это старшее поколение так сильно любит ее.

Выбрав Францию для своего первого европейского визита и так часто бывая там впоследствии как официально, так и в частном порядке, утверждает Рош, Королева добилась уникального статуса в коллективной памяти французов.

Ее очарование распространяется и на молодое поколение, добавляет он. Как правило, французский офис Vanity Fair строго придерживается внутреннего правила (являющегося также источником национальной гордости), согласно которому франкоязычный выпуск журнала никогда не копирует англоязычную версию. Это правило было непринужденно нарушено, когда в июле 2017 года в газетных киосках появился выпуск с тем же портретом Королевы работы Энни Лейбовиц[223], который уже был опубликован в британских и американских выпусках. Заголовок, однако, был чисто французским: «La reine du cool».

Британские обозреватели постоянно подчеркивают, что решительно отказавшиеся некогда от собственной монархии французы с тех пор пытаются придать своим президентам некий королевский лоск. Бывший британский посол во Франции сэр Кристофер Маллаби сравнил это чувство с поведением тех, кто хочет что-то навязать другим, но «только не у меня дома».

– Французы считают, что монархия – великолепная организация для других, но не для них самих, – заявил он в 2014 году на семинаре Министерства иностранных дел по британо-французским отношениям. – Они – монархисты, но не для себя!

После первого визита принцессы в 1948 году пребывание Королевы в 1957 году в Париже, куда она прибыла с первым государственным визитом в статусе монарха, получилось еще более бурным. Власти подсчитали, что толпы, собравшиеся вдоль реки, чтоб посмотреть на очередную ‘promenade sur la Seine’[224], стали многолюдными со времен коронации Королевы четырьмя годами ранее. Опять же, не последнюю роль сыграло ее умение бегло говорить по-французски.

– В голосе Ее Величества есть нечто такое, что глубоко трогает французов в целом, – писал впоследствии британский посол сэр Глэдвин Джебб в своей конфиденциальной депеше министру иностранных дел.

Когда она посетила Оперу, толпа стала такой большой и неуправляемой, что конная полиция была вынуждена обнажить клиники.

Самым поразительным аспектом визита, продолжал Джебб, стала реакция в faubourgs rouges – пунктах ее маршрута, симпатизировавших левым. В Лилле, тогдашнем «городе, населенном преимущественно рабочим классом», радушный прием на заводе «Рено» был омрачен лишь тем, что руководство «удерживало рабочих на расстоянии». Похожая ситуация была на текстильной фабрике в Рубо.

– Самым замечательным аспектом визита были бурные овации, которыми Королеву наградили рабочие, – доложил Джебб.

Это были последние дни недолговечной Четвертой республики, когда глава французского государства был относительно церемониальной фигурой.

Принимавший Королеву президент Рене Коти вскоре уступит место Пятой республике и ее президенту генералу де Голлю, получившему значительно расширенные полномочия. Во время своего государственного визита в Лондон в 1960 году генерал был очарован Королевой (и, как всегда, ее матерью). Позднее он назвал Виндзорский дом «единственной в мире законной монархией». Впрочем, хотя он и любил британскую королевскую семью, на правительство страны эта любовь не распространялась. Отношения Великобритании с Францией оставались явно прохладными на протяжении десятилетия, в течение которого генерал дважды накладывал вето на членство Великобритании в новом ЕЭС. Франция и Германия были доминирующими державами в ранние годы существования общего рынка (каковы, надо сказать, остаются и сегодня), Великобритания не могла вступить в эту организацию, пока во Франции был президент, твердо настроенный забаллотировать своего соседа по другую сторону Ла-Манша. Как ни нравилась ему лично Королева, де Голль не проявил любезность по отношению к ней и в Канаде, где будоражил толпы во франкоговорящем Квебеке, выступая на митингах сепаратистов с лозунгами: «Vive le Quebec libre!»[225] Все резко изменилось в 1972 году.

После отставки генерала в 1969 году Франция быстро пришла к поддержке вступления Британии в ЕЭС, причем благодаря тому самому бывшему госслужащему, который приветствовал Королеву на выставке в 1948 году. Жорж Помпиду был избран президентом Франции в 1969 году и повел Францию по новому пути. Он желал участия Британии в новом европейском проекте, и на Даунинг-стрит у него был сильный союзник и родственная душа – страстно проевропейски настроенный Эдвард Хит. К 1971 году предварительные условия членства Великобритании были согласованы. Хиту нужно было не только протолкнуть эту идею в парламенте. Он хотел, чтобы вступление Британии было отмечено в триумфальном стиле, с эффектным и грандиозным празднованием общих ценностей, а также заверял скептиков, что национальная идентичность Британии не будет потеряна в смеси европейских культур. Ничто не могло бы проиллюстрировать это лучше, чем государственный визит Королевы во Францию. И если ее предыдущие визиты запомнились в основном своей зрелищностью, то этот, по мнению обоих правительств, должен был войти в историю благодаря своей сути.

Промежуточное положение занимал дипломат с внушительным телосложением и безупречным стилем, который, кстати, был женат на дочери сэра Уинстона Черчилля Мэри. Сэр Кристофер Соумс был назначен британским послом в Париже, когда еще генерал де Голль был президентом Франции (а Гарольд Вильсон – премьер-министром Великобритании). У сотрудников британского посольства того времени сохранились самые теплые воспоминания о харизматичном персонаже, которого один из сотрудников называет «Великим Толстокожим, умевшим всюду завоевать поддержку и привязанность с помощью трубных заявлений, отметавшим любую оппозицию добродушным помахиванием хоботом, а иногда и свирепым толчком бивней».

Де Голль подверг Соумса остракизму, когда Вильсон поделился с другими европейскими лидерами конфиденциальным донесением Соумса в Лондон о деталях его беседы за ланчем с президентом Франции о перспективах Великобритании в Европе. Однако, после того как президентом стал Помпиду, Соумс снова был в фаворе в Елисейском дворце. В октябре 1971 года руководители Министерства иностранных дел попросили его разузнать, что думает Франция по поводу государственного визита Королевы. Соумс прямиком направился к Помпиду, который приветствовал эту идею ‘avec tout сoeur’[226] – оказалось, что он уже имеет в мыслях конкретную дату. Президент надеялся, что Королева приедет в мае 1972 года. Помпиду уже имел договоренность о государственном визите королевы Нидерландов в июне, поэтому ему хотелось, чтобы королева Великобритании открыла звездный счет.